– Ну! А я о чём? Не жизнь – сплошное удовольствие! Можно сказать, все этапы взросления пережил. Детство, юность, зрелость. И ещё одно преимущество – повторение. День сурка.
Колобок непонимающе посмотрел на Ягу:
– Какой День сурка?
– А, да! Ты же не успеваешь ни фильм посмотреть, ни книжку почитать. Вкратце расскажу. Попал бедолага во временной оборот. Каждый новый день у него старый. Просыпается и попадает в одно и то же утро. Сначала бесится, потом бедокурит, потом старается. Короче, мудреет и взрослеет. Когда, наконец, познаёт главную мудрость, попадает в следующий день. Жизнь продолжается. Понял?
– И какую мудрость мне постичь? – нахмурился Колобок. – Как вырваться из этого круга?
– А как сюда докатился? Ты ж привычно бежал по дорожке, и никто тебя по дороге не слопал. Ко мне путь неблизкий, опасностей много. Как удалось? – бабуся хитро сщурила глаз.
– А я не привычной дорогой катился. Другую выбрал.
Бабка ухмыльнулась, мол, вот те, милок, и ответ.
Глава 5. Яга в поисках счастья
Так и жила Яга. Сменялись погода и сезоны. Шли дожди и снега. Ягуша принимала гостей на постой, когда те мимо проезжали, разговоры разговаривала, мудрые советы давала. Но вдруг загрустила. Сильно. На века. Оградила лес колдовством, чтобы не шныряли сторонние люди и всякие сказочные живности. И ушла в себя. Даже от Лешего. Тот запирал лес от сторонних, чтобы не беспокоили его подругу. И сам Ягу не трогал. Даже мыслью не появлялся и горностаем не оборачивался.
Грусть у Яги случалась нечасто. Но конкретно, сурово. Бабка становилась замшелой, тихой и малоподвижной. Свои выпадения из общественной жизни она предвидела и готовилась заранее. Муки побольше молола, чтоб не летать на зерновые поля. Весточку предупредительную близким и важным отправляла, чтобы не тревожили. И со спокойной совестью запиралась на все запоры.
Конечно, продолжала врачевать живность лесную. Этого нельзя было прекращать. Крылья подправить, простуду снять – кто за неё сделает? Леший часть дел у Яги брал на себя, но у него своих забот хватало.
Грустила Яга с толком. На пустяки не отвлекалась. То в грёзы впадала – для омоложения полезно. То в размышления – для мудрости. А иногда и петь начинала. В какую-то из своих грустей шаманила и пела горловым голосом, однажды так соловьём заливалась, аж птицы замолкли. Слушали бабкину грусть.
В этот раз обошлось без песен. Яга ходила. По избе, по двору, по лесу. Ходила неспешно и молча, всматриваясь в то, что каждый день уже сотни лет видела. А видела она на несколько уровней вглубь. Смотрит на шкатулку и видит её, как все видят. А дальше под лаком древесину, самую её серёдку. И руки мастера, и дерево, и поляну, где это дерево росло. Так всегда было. Во всей её лесной жизни.
В каждую грусть появлялся новый уровень. Это было привычно, к такому бабка была готова. В этот же раз Яга стала видеть, что предстоит каждой вещи, каждому строению, каждой веточке в лесу. У всего был свой срок и своя судьбина. Бабка принимала всё со спокойной душой. Даже тление избы.
«В зеркало надо глянуть, – подумала Яга, – судьбу свою узнать». Эта мысль приходила не раз, но обычного зеркала в доме не было. «И не надо». А чтобы и в глади воды не углядеть лишнего, оборачивалась рыбой серебряной и купалась в обличии щуки. Мудрая бабка знала, что судьбину строят, а не ищут.
Так и жила в грусти, не считая времени. Будто погружалась в глубины веков.
