Бабочка с перламутровыми крыльями - страница 11

– Вот бы завтра его хорошенько кто-то избил за школой…

Я попыталась закрыть глаза на случившееся, и мы продолжили наши детские отношения, живя по-взрослому. Всё повторялось по кругу: мы ругались, расходились, но снова возвращались друг к другу, как дикие израненные звери из одной стаи, которым некуда больше идти. Тимур признавался в любви, обнимал, жалел. Но потом что-то щёлкало в его черепушке – и он начинал кричать.

Однажды он ударил меня по голове, когда я достала сигарету, сидя с ним на дереве в яблоневом саду. Я снова замерла. Родители меня никогда не били, и этот удар стал для меня настоящим шоком. Удар за сигарету, которую когда-то он сам мне и предложил.

«Что с тобой происходит, Таня? Проснись!» – кричала Марта, глядя на меня с отчаянием, после того, как я рассказала ей эту историю.

Я могла ответить любому человеку, умела постоять за себя. Но с Тимуром всё было иначе. Я замолкала, в горле вставал ком, и я не могла ответить, когда это было действительно нужно. Я не могла объяснить этого никому. Даже себе.

Эти отношения окутали меня утренним туманом – всё вокруг стало размытым, нечётким, словно реальность утратила всякие границы. От бесконечных эмоциональных качелей и манипуляций кружилась голова. Первые отношения – и сразу такие, будто я вытянула проигрышный билет в лотерее. И всё это вперемешку с тем, что дома ничего не менялось, а становилось только хуже. Но этот билет уже был у меня в руках, и нужно было как-то жить.

Мы окончили девятый класс, и наступило лето. Тимур поступил в колледж. Марта рыдала от счастья, узнав, что он больше не вернётся в школу. Все мои друзья ликовали, словно избавились от чумы. А мне было страшно. Как теперь мы будем встречаться? Что с нами станет? Целое лето мы катались на роликах по пустым улицам, ездили на озеро, где вода переливалась в лучах солнца, лежали в парке под густыми кронами деревьев, молча глядя в небо. Всё было подозрительно хорошо. Тимур за этот год стал мне ближе, чем кто-либо. Мне так казалось. Я знала его привычки, предугадывала смену настроения и научилась «не доводить его» – гордость типичной жертвы. Я больше не наряжалась, не красилась и не танцевала – как-то я с этим смирилась.

Сентябрь вновь постучался в окна школы, и пока одноклассники оживлённо обменивались новыми сплетнями, я не могла выкинуть из головы Тимура. Как он там, на новом месте? Какие у него одногруппницы?

Мы продолжали видеться, но разговоров о колледже он старательно избегал. Я заметила это и перестала расспрашивать. Но с каждым днём что-то незримо отдаляло нас друг от друга. То, чего я боялась больше всего, начинало происходить – связь между нами натянулась до предела и готова была разорваться.

Я не находила себе места. Ночи превратились в бессонные часы, когда я вглядывалась в темноту, пытаясь понять, что пошло не так. Уроки давались с трудом, мысли всё время возвращались к нему. Тимур почти перестал отвечать на сообщения: то у него пары, то дела, то какая-то выставка. Но как? Ещё в августе всё было так хорошо, так тепло. Почему всё это рушится, почему снова что-то не так?

А в октябре, в день нашего первого свидания год назад, произошло то, что навсегда переписало сценарий моей жизни. Тимур исчез. За весь год, что мы были вместе, не проходило и дня без звонков или сообщений. Мы всегда были на связи, а тут – тишина. Его телефон молчал, сообщения оставались непрочитанными. Время тянулось густой смолой, давя на грудь. Три дня без единого слова.