Бабочка с перламутровыми крыльями - страница 2

Меня пронзил ужас. Как в замедленной съемке, я наблюдала за разлетающейся на куски коробочкой. Я упала на колени, рыдая так, будто мне прострелили ногу. Я закричала изо всех сил от безысходности. Они испугались и, бросив конфеты под ноги, лишь посмеялись и сказали:

– Ладно, получай свои конфеты, плакса! Не злись так, мы ни одной не съели!

Но мою коробочку уже было не спасти. Я была так раздавлена горем, что захотела их уничтожить. Но как? Я бежала изо всех сил к папе домой. Холодный воздух обжигал горло, а слёзы и сопли стекали до самой шеи. Когда папа не был в отъездах и не читал исторические романы, он играл в S.T.A.L.K.E.R. Наверное, пытался заглушить боль от собственной нереализованности, и если не уходил в алкоголь, то погружался в виртуальные миры.

Я открыла дверь ключом и, захлёбываясь слезами, закричала с порога:

– Папа, папа! Помоги! Идиоты разорвали мою коробочку! Ты должен их наказать!

Папа, даже не взглянув на меня, пробубнил себе под нос:

– Ну что я могу сделать, угу…

Но всё-таки было в папе нечто такое, что согревало душу. Он никому не желал зла, просто был неудачником, страдавшим от тяжёлой зависимости. Я не могла долго на него держать обиду. Моё сердце разрывалось, когда я наблюдала, как он себя разрушает, постоянно балансируя на грани жизни и смерти. Когда несколько раз в год ты не знаешь, умрёт ли твой папа, потому что он напивается до состояния, когда требуется скорая помощь, капельницы и реанимация, твоя жизнь становится подобием хождения по канату над пропастью: ни на мгновение нельзя расслабиться. Запойный алкоголик может не пить достаточно долго, но срыв приходит внезапно. И весь трезвый период ты прислушиваешься к шагам за дверью, не зазвенит ли бутылка ночью в другой комнате, не станет ли его настроение вдруг слишком хорошим. Когда папа становился чересчур услужливым и весёлым, я знала: вечером откроется портал в ад. Но, несмотря на всё это, я чувствовала от него тепло – ту нежную ауру, которая любила меня так, как умела.

В трезвости папа был милейшим человеком. Каждое утро он готовил мне завтрак в нашей тесной кухне. Заваривая какао, папа спокойно и увлекательно рассказывал мне интересные факты о мире, которых он помнил превеликое множество. С детства он проглатывал сотни книг, знал всё на свете, и любой мог бы позавидовать его феноменальной памяти. До моего поступления в университет мы вместе делали уроки в его крохотной комнатке, которая напоминала укрытую от солнечного света пещеру.

Окна были завешены тяжёлыми тёмно-коричневыми шторами. На дубовом столе громоздились горы пустых чашек от кофе. Каждая полка в комнате прогибалась под тяжестью книг. Папа не был способен к защите, накоплению денег и серьёзным мужским поступкам. Но я всё равно его любила. Любая девочка нуждается в том, чтобы любить своего папу. И она обязательно найдёт за что. Я любила его за доброе сердце.

Только меня отравляла непрерывная тревога: когда наступит следующий срыв? Когда этот добрый человек снова превратится в животное, неспособное говорить? Я постоянно думала, не сможет ли он в запое причинить нам с мамой физический вред… Или сможет? Однажды он это сделал. Лишь однажды. Но этого хватило, чтобы я навсегда лишилась спокойного сна.

Папа жил как отшельник в своей пещере. С мамой они практически не общались с тех пор, как мне исполнилось три года. Поэтому с мамой мы делили вторую комнату. После школы я часто ложилась на старый ковёр и медленно, глубоко дышала, наблюдая, как пыль в лучах дневного света кружится в воздухе и нежно оседает на моей ладони. Мне хотелось стать маленьким вихрем пыли и раствориться в пространстве, чтобы перестать хоть на мгновение чувствовать безнадежность, из которой, казалось, нет никакого выхода.