— Почему это? Она симпатичная.
— Ну, если хочешь побыстрей на тот свет отправиться, тогда пожалуйста.
— В смысле? — опешил Иван. — Она что, тоже призрак?
— Да нет, не призрак. Лихова невеста.
— А, так у нее парень злой. Лихов… какая дурацкая фамилия.
— Не Лихов, а Лихо. Нет у нее никакого парня, а как только появляется, в могилу уходит. Ее в деревне все мужики сторонятся, вот она к приезжим и липнет.
Иван похолодел.
— Как это — в могилу? — спросил он, чувствуя бегущие по спине мурашки.
— Как-как, да по-всякому: один утоп, другой расшибся, третий… да тьфу на нее, давай, умывайся — и за стол. Просто запомни, что тебе с ней не по дороге.
— Так она что, тоже ведьма?
— Да куда ей. Проклятая она. Душу продала, вот и расплачивается. Сама, дура, виновата, — бабуля отошла к плите и принялась накладывать кашу. По кухне поплыл дивный аромат топленого молока.
— А зачем она душу продала? — не унимался Иван.
— А мне почем знать? Я не спрашивала. Просто вижу, что след от нее на перекресток тянется черный. И вообще, хватит болтать, ешь молча. О таком за едой лучше не разговаривать.
Рассудив, что в этих словах есть резон, Иван умолк и принялся поглощать кашу.
Готовила бабуля отлично — просто и вкусно. «Может, это тоже магия?» — подумал он. Дома еда была другой — вроде бы тоже вкусной, но совсем не такой, словно ненастоящей. «А все-таки я не зря приехал», — сказал он себе, выскребая остатки каши. Тарелку захотелось вылизать… и вот это уже показалось странным — подобных желаний он никогда за собой не замечал.
— Бабуля, а ты в кашу ничего такого не добавляла? спросил он на всякий случай.
— Какого «такого»? — насторожилась та.
— Ну, колдовского.
Хитрый смешок стал ему ответом.
— Просыпается чутье твое. Это хорошо.
Иван воззрился на бабулю с обидой.
— И чего ты туда напихала?
— Да так, травки кое-какие, чтобы защиту тебе дать. На-ка вот еще отварчика выпей. Поднявшись, она сняла с плиты кастрюльку и плеснула в стакан темно-бордовой жидкости.
Иван застыл.
— Это что, кровь? — чувствуя подкатившую к горлу тошноту, спросил он.
— Скажешь тоже! — обиделась бабуля. — Еще я внука родного кровью не поила!
Иван поднес стакан к носу, принюхался: пахло сухим деревом, немного болотом и совсем чуть-чуть чем-то кислым. Запахи сплетались в хитрый узор, казалось — еще немного — и можно будет увидеть его плетение…
Отодвинув стакан подальше, Иван тряхнул головой. Никогда прежде он не считал себя умельцем различать запахи. Все, что достигало его носа, делилось на три группы — приятное, вонючее и никакое, а тут… Он снова принюхался к отвару — запахи стали ярче, к болоту добавился тонкий ягодный дух…
— Клюква, — произнес он задумчиво.
— Брусника, — поправила бабуля. — Пей давай.
Иван осторожно пригубил отвар — вкус оказался кисловат, но вполне приятен. Сам не заметив как, он выхлебал все до дна.
Очнулся он на диване, укрытый пледом. В доме стояла тишина.
«Это что же получается, — подумал он, — бабуля меня опоила? Но зачем?» На память пришли ножи, и забытый страх, воскреснув в памяти, развеял остатки морока. Иван вскочил и бросился на улицу.
«Вжик-вжик, вжик-вжик», — лязг металла о точильный брусок зловещей мелодий вплетался в звуки летнего дня.
— Проснулся? Вот и отлично, — повернув голову, произнесла бабуля. Зловещего вида серп в ее руке отразил солнечный свет, ударив бликом в глаза. — Сейчас чайку попьем, да и пойдем, как раз жара спала.
