Бабья доля (сборник) - страница 3



не умею радоваться я.
Не тебя, хорошего, мне жалко,
и не мне мила твоя гармонь.
И пушистым краем полушалка
не согреть холодную ладонь.
1946

«Задохнувшийся пылью цветок…»

Задохнувшийся пылью цветок
почему-то забыт на окне.
Никогда не узнает никто,
что сегодня почудилось мне.
Никому не скажу про беду
или, может быть, радость мою.
Я любимое платье найду
и любимую песню спою.
Заплету по-другому косу,
распущу на виске завиток…
И куда-нибудь прочь отнесу
задохнувшийся пылью цветок.
1946

«Говорят, что время правит веком…»

Говорят, что время правит веком,
и что есть счастливая звезда…
Я ждала такого человека,
чтобы с ним остаться навсегда.
Пусть приходит, не сказав ни слова.
Пусть не взглянет – обернусь сама.
Только где увидеть мне такого,
чтобы я влюбилась без ума?
Говорят, что есть большие двери,
прячущие что-то от меня.
Я хочу во многое поверить,
даже если не смогу понять.
Я, наверно, страшно верить буду,
верить сердцем, вопреки уму!
Только где найти такое чудо,
чтобы я поверила ему?
1946

В дороге

Ветер снегом вагон забрасывал,
разозлясь за стеклом окна…
Вот она, сторона Некрасова,
ярославская сторона!
Как в стихах его – не кончается
бесконечных покосов ширь;
над болотом шумят-качаются
ропотливые камыши;
возле леса, от снега белого,
спит деревня, белым-бела;
от колодца обледенелого
тропка тихая пролегла;
поросли лопухом-репейником
задымлённые стены риг.
И мне кажется коробейником
подошедший к окну старик.
Он, во мне угадав нездешнюю,
зорким глазом прильнёт к стеклу,
скажет, окая: «Скоро Грешнево…»,
не спеша запахнёт тулуп,
станет медленно подпоясывать…
Ветер плачется, ночь темна.
За окном сторона Некрасова,
ярославская сторона.
1946

«Я опять убегу!..»

Я опять убегу!
И на том берегу,
до которого им не доплыть,
буду снова одна
до утра, дотемна
по некошеным травам бродить.
Возле старой ольхи,
где молчат лопухи,
плечи скроются в мокрой траве.
И твои, и мои,
и чужие стихи
перепутаются в голове.
Я пою про цветы,
потому что и ты
на каком-нибудь дальнем лугу
ходишь, песней звеня.
И напрасно меня
ждут на том,
на другом, берегу!
1947

«Одна в поле греча…»

Одна в поле греча,
а от пчел нет житья!
Одна в году встреча,
да и та не моя.
И песни, и речи —
не отстанут друзья.
Одна в году встреча,
да и та не моя.
1947

«Я об этом не жалею…»

Я об этом не жалею
и потом жалеть не буду,
что пришла я первой к пруду,
что поверила тебе я.
Тонко-тонко,
гибко-гибко
никнут вётлы над прудами…
Даже первая ошибка
забывается с годами.
Я об этом не жалела,
что вчера тебя встречая,
ничего не замечая,
я в глаза твои смотрела
долго-долго,
много-много.
А теперь ресницы – вниз…
Даже узкая дорога
может на две разойтись.
1947

«Ты уходишь в синий вечер…»

Ты уходишь в синий вечер…
Ветер с поля пахнет гарью,
носит семя спелой гречи,
гнёт к ногам иван-да-марью.
Ветер может всё на свете!
А сегодня мне понятно:
ты уйдёшь!
И даже ветер
не вернёт тебя обратно.
1947

«Я раздвину занавеси окон…»

Я раздвину занавеси окон,
я все двери настежь распахну,
чтобы ты издалека-далёка
увидал сейчас меня одну.
Пусть влетит холодный ветер в двери,
волосы и платье теребя…
Я хочу, чтоб ты навек поверил
в то, что мне не выжить без тебя.
1947

«На высоком берегу…»

На высоком берегу
я стою.
Эту песню берегу —
не пою.
Кто-то бегает в пыли
босиком.
Улетают журавли
косяком.
Отцветает бересклет
у плетней.
Разгорается рассвет
все сильней.
Тихий вечер,
коноплю теребя,
помнит-знает,
как люблю
я тебя.
1947

«Ты меня неразгадкой не мучай…»

Ты меня неразгадкой не мучай:
ты сказал, что однажды в году