Тут началась у меня лекция про деньги, что после Октябрьской революции были в ходу. Опять много интересного узнал. Какое-то второе высшее образование у меня получается.
– Хорош сундук, но брать не будем. В машину не влезет. Тут тракторную тележку надо, – решил Юра судьбу изделия неведомых мастеров.
С места всё же решили его сдвинуть. Вдруг что под ним найдется.
Нашлось. Медные пять копеек семнадцатого года. Тысяча девятьсот.
Юра тут на сундук и сел.
– Вадик, не бывает такого. Что-то с этой деревней не ладно… – на меня смотрит подозрительно. Вид у него после этой находки стал диковатый.
– В смысле? – я отошел от него немного, якобы в окно мне выглянуть надо. Что-то не нравится мне Юра. Не заразился ли он от племянников чем-то психическим…
– У тебя в родне колдунов не было? Что-то с тобой сверхъестественного не случалось? Ну, инопланетян там каких-нибудь… – Юра рукой в воздухе причудливые завитушки изобразил.
– Да нет, вроде, – отвечаю. Не говорить же ему про перенос сюда из двадцать первого.
– Что-то прёт нам не по-детски. То золото нашли, то пятак этот. Сдвинули в старом доме с места сундук, а там нумизматическая редкость. Не должно этого пятака тут быть, режь ты меня на части… – монету в руке вертит. И так, и сяк её к глазам приблизит.
Подошёл. Взял у него монету. Пятак и пятак. Медный. Как новенький. Не успел по рукам походить. Потемнел только, но это даже хорошо. Про патину я у бабушки в энциклопедии читал.
– Это семнадцатого года пятак. Пусть не золотая монета, но раритет. Редкость. – Юра взял обратно у меня монету, в пакетик целлофановый положил, в карман его засунул. Потом ещё по этому карману и похлопал.
– Радоваться надо, а ты про колдунов каких-то, – говорю Юре. – Пошли дальше по домам искать.
– Пошли. Ты только осторожней. После таких удач гадости всякие происходят. Замечено, – сказал так многозначительно.
В угол кивнул. Под потолок.
Там полочка такая. На ней иконы. В окладах. Беленьких.
– Если оклады серебряные, то ноги в руки и уходим. Не нравится мне всё это, – Юра говорит, а сам скамейку какую-то к божнице двигает. С пола иконы ему не достать. Высоковато они находятся.
Надо же. Хозяева уехали, а иконы оставили. Красивые какие. Зрение у меня хорошее, смог я их разглядеть. Может традиция тут такая – иконы в доме оставлять?
Так, к божнице Юра двинулся…
В семье Бакалавра верующих не было, даже бабушка его вместо Святого Писания Моральный кодекс строителя коммунизма только читала. Ну, тот, что в тексте Третьей Программы КПСС и Уставе партии содержался. Во времена Никиты Сергеевича принятых.
Откуда же он слово божница знал? В курсе был, как эта полочка для икон называется?
Опять же с рынка. С времен, когда на точке с парнями скупщиками стоял.
Как-то ему носки купить надо было. Перед временем к Десантнику зайти и скупленное сдать, он по рынку пробежался, прилавок с нужным ему товаром нашел, и выбирать носки себе принялся. Продавщица в это время с подружкой, а может знакомой своей и разговаривала. Говорила, что вот найти бы хорошего мужика, она бы его дома ничего делать не заставляла, а на божничку бы рядом с иконами посадила и любовалась…
Вот оттуда и знание Бакалавра.
Забрать Юра иконы хочет. Хорошо это или плохо? Сам Вадик был атеистом. В принципе, это тоже вера. В то, что Бога нет. К религиозным воззрениям других людей он относился терпимо. Верят во что-то и ладно. Бакалавру то до этого, какое дело.
