– Как у моей мамы, – хмуро согласилась Катька. – Когда она умерла, а отец пропал, нас выгнали из комнаты, где мы жили.
– И только советская власть не бросает своих детей…
– Но выгнали-то нас революционные власти, – перебила Катька Серафиму.
– Однако теперь у тебя есть крыша над головой, – словно не услышала эту реплику воспитательница.
– У меня – да, – продолжала спор девочка. – А мой братик умер, когда мы жили на улице.
По лицу Серафимы пробежала мимолетная тень, однако голос ее продолжал звучать спокойно. Она притянула к себе непокорную голову Катьки, а Эмме сжала ладошку.
– У нас у всех была трудная жизнь, – тихо сказала она. – Но если мы ожесточимся, если будем видеть только темноту вокруг, мы не сможем жить дальше. Я просто хочу, чтобы вы воспользовались тем, что у вас есть, теми возможностями, что открыты перед вами. А не портили свою жизнь драками со шпаной и бездумными выходками.
Эмма, уже не сдерживаясь, заревела в голос. Катька молча сопела. Однако Серафима могла с уверенностью сказать, что ее тщательно продуманный педагогический маневр удался. Даже с упрямой Катериной, так отчаянно сопротивлявшейся любому давлению, привыкшей к вольной жизни под небом без обязательств, но и без уверенности в будущем.
– Мы постараемся, – всхлипнула Эмма, прижимаясь мокрой щекой к руке воспитательницы. – Нет! Мы больше не будем, – пообещала она.
– Не будете? – переспросила Серафима.
– Нет! Я хочу вырасти хорошим человеком. Я не хочу на улицу! – тихая застенчивость Эммы вдруг прорвалась неожиданным пылом.
– Ну, я тоже не хочу, – нахмурилась Катька. – Я знаю, что это такое.
– Но почему вы так непримиримы с теми ребятами? – спросила Серафима, подтянув к себе худенькую фигурку Катьки, словно хотела усадить к себе на колени. Но та не согласилась с этим молчаливым предложением и лишь пылко сказала:
– Они дразнятся.
– А тебе не кажется, что они вам завидуют? – подняла брови воспитательница.
– Завидуют? – искренне удивилась Эмма.
– Конечно! Ведь их будущее – увы! – предрешено.
– Какое? – две пары глаз широко раскрылись в ожидании ответа.
– Большинство таких беспризорных ребят подрастая, попадают в преступные банды. А это означает неизбежный арест, суд и тюрьму, – резкие слова прозвучали отрывисто, словно Серафима желала впечатать каждое в умы своих подопечных.
Девочки переглянулись.
– А остальные? – спросила Катька.
– Холод и голод сделают свое дело, – жестко ответила ей воспитательница и перевела взгляд с одной девочки на другую. – Поэтому я надеюсь, что мне больше никогда не придется тревожиться о вас в вопросах нарушения дисциплины.
Эмма посмотрела на Катьку. Та хмурилась и молчала. Тогда Эмма вскинула голову:
– Я не буду больше участвовать в драках! – решительно сказала она.
– Молодец! – похвалила ее Серафима. – А ты? – и погладила по распустившимся косичкам Катьку.
Та нахохлилась и исподлобья посмотрела в глаза воспитательнице.
– Я не могу обещать вот так, – твердо сказала она. – Если на меня нападут, я буду защищаться. И если нападут на кого-то из моих друзей! – она упрямо задрала подбородок.
Помедлив, добавила:
– Но могу обещать, что не буду сама начинать ссор. И это все! – поспешно добавила она, словно ставя точку.
– Что ж, и это хорошо, – улыбнулась поверх Катькиной головы Серафима. – Возьмите еще по сухарику. Ведь я хотела обсудить с вами немного другое. А вы мне тут подкинули воспитательную задачку!
