Банда из Лейпцига. История одного сопротивления - страница 20

Генрих широко и сладко зевнул.

– Да ничего такого особенного не было, – сказал он. – Ну донесут куда следует, ясное дело. Но вряд ли они вышлют за нами отряд кавалерии, чтобы прочесывать здешние леса.

– Вообще-то Харро прав, – сказала Хильма. – Надо быть начеку. А главное, надо будет в воскресенье ехать другой дорогой. И, может быть, даже разделиться. – Она поднялась и тоже зевнула. – Мой брат раньше всегда имел при себе в таких случаях объяснительную записку. «Конрад Вайсгербер отпущен на выходные в Вурцен навестить тетю», что-то в таком духе. Все проверки проходил на ура. Нам тоже надо будет такими запастись. У меня дневник с собой, так что бумаги на всех хватит. А кое-кто проследит, чтобы ошибок не было. – Она хлопнула меня по плечу и ухмыльнулась. – Ну все, я пошла на боковую.

Жозефина последовала за ней. Вскоре и мы, мальчики, отправились спать. Последние лягушки в камышах, сопровождавшие громким кваканьем наши разговоры, умолкли. Стояла почти полная тишина. Я заснул в несколько секунд, но отдохнуть как следует мне не удалось. Меня бросало из одного сна в другой, я то ворочался в полудреме, то просыпался, то снова засыпал. Утро уже приветливо заглядывало в отверстие палатки сверху, а у меня в голове все маячило лицо того гитлерюгендовца, похожее на морду дога. Он стоял посреди дороги. Походный нож, зажатый в руке, чиркнул по горлу. Открылась зияющая рана, но крови было не видно.

Было жарко. Наша «кота» стояла в тени, но солнце все равно пробивалось сквозь ветви, к тому же нас было пятеро на малом пространстве. Я огляделся и понял, что нас стало меньше. Место, где спал Генрих, устроившийся просто на одеяле, теперь пустовало. Я отер пот со лба краешком спального мешка и выкарабкался из него. Потом вылез наружу.

Запах летнего утра и воды быстро наполнил легкие, изгнав оттуда затхлый воздух «коты». Легкий ветерок трепал листья на ветках дубов, тихонько махавших мне с высоты. На небе передвигались небольшие облака, быстро менявшие свои очертания. У девочек в палатке было тихо. Генрих куда-то подевался.

Без всякой цели я прошелся немного по берегу озера. Два лебедя плавали на середине, они смотрели на меня, склонив головы вбок, будто спрашивали, что я тут делаю. Я только пожал плечами и поприветствовал их рукой. Они горделиво отвернулись.

Я поднялся на небольшой холм. Солнце на востоке стояло еще совсем низко, но уже жарило вовсю, как будто перевалило за полдень. Сегодня точно будет градусов тридцать, не меньше. Я прошел еще немного и уже собрался было повернуть назад, как в этот момент услышал свист. Генрих сидел на лугу, прислонясь к березе и подтянув ноги. Он был похож на пастушка-подпаска из прошлого века. Я направился к нему. Рядом с ним на земле лежал лист бумаги, на котором было что-то нарисовано.

– Доброе утро, – поприветствовал я. – А ты чем тут занимаешься?

– Да так, ничем, – ответил он.

– Покажи! – попросил я.

Генрих покачал головой, делая вид, будто ему еще нужно крепко подумать, прежде чем решиться, но я видел, что это он так дурачится. Он протянул мне рисунок.

– Ничего серьезного, так, балуюсь понемногу, – сказал он.

Я разглядывал картинку. Несколько простых черных линий точно и выразительно передавали общий вид лежащей перед нами ложбины.

– Здорово! Я и не знал, что ты у нас художник, – сказал я.

– Не преувеличивай, – сказал Генрих, сорвал пучок травинок и запустил в меня. Травинки разлетелись в воздухе.