— Трахнулась уже со своим кикбоксером? — вдруг слышу его вопрос и словно ото сна просыпаюсь.
— Что? Нет, конечно! Как вы вообще подумать могли?
— Встречаешься с ним целую неделю и еще не дала?
— Всего неделю! — почти пищу, потому что его рука спускается по руке к моим замершим пальцам, которые он перебирает.
— Если люди хотят друг друга, то неделя — это очень долго, — Господи, Лиза, ну, сделай что-нибудь, что ты стоишь, почему даже не толкнешь его?
Толкаю. Двумя руками в грудь, но это как по бетону бить. Он даже не дернулся. Продолжил гладить, теперь уже ногу, дергая нервные окончания, вызывая тахикардию — не меньше.
— Раз ты не хочешь его, значит, хочешь меня? — он наклоняется, а я, наоборот, сползаю, потому что на грани того, чтобы согласиться со всем, что он хочет. Со всем, что он от меня потребует. Стекаю водой и на коленках протискиваюсь мимо него. Поднимаюсь, отряхивая ноги.
— Он вряд ли на мне женится, если я пересплю с ним. Или с вами.
— Резонно, — хмыкает он и наклоняется, чтобы поднять упавшую тетрадку. А потом вдруг садится на мое место, двигается так, что остается еще одно. — Да что ты переживаешь? Сказал же, пока целка, не трону. Садись, помогу с английским.
Я вся подбираюсь, складываю руки на груди.
— Вы как джин, который исполняет желания, только за каждое потом придется расплачиваться.
— Забавное сравнение. Ну, ты же не маленькая, знаешь, что за все нужно платить. Да садись, у меня сегодня уже намечен секс, так что считай, что ты в безопасности.
— А откуда бандиту знать английский?
— Ну, бандитом я был не всегда. Даже закончил вуз по международному праву. Садись, пока я тебя домой не отправил, тебе же явно туда не особо хочется.
— Не особо, — сдаюсь я и сажусь рядом, но стараюсь отодвинуться, чтобы не касаться его большого бедра. Но, все равно, невольно засматриваюсь на контраст наших коленей, ладоней, пальцев. У него все такое большое, а у меня…
— Лиза. Смотри сюда. Это неправильный глагол.
— Ага… — очень неправильный.
Сидеть рядом с ним сплошная пытка. Пусть и очень-очень сладкая. Меня словно связали, щекочут по самым чувствительным местам, а я все смеюсь, смеюсь, но еще немного, и начну плакать, потому что его запах, как яд, проникающий в мой организм, отравляющий меня изнутри. Мои принципы. Мои цели. Оставляя мне лишь оголенный, самый примитивный инстинкт.
Не знаю, заметил ли он, что жмусь сильнее, что дрожу, ощущая силу и твердость его мышц. Запредельную температуру тела. Мне даже не холодно, словно я сижу рядом с радиатором. Но при всем при этом я не отвлекаюсь, ни на мгновение не выгляжу дурочкой, потому что слушать его очень интересно.
Он поясняет мне простые глаголы, а я думаю, что, будь у меня такой учитель в школе, я, может, не сбегала бы из нее на внеочередную тренировку.
— Ты же, вроде, все понимаешь, что мешало раньше язык учить? — хмыкает он, смотря, как я вставляю пропущенные слова в предложениях.
— Просто не вижу в нем надобности.
— Ты же, вроде, даже на чемпионат мира ездила. Там тоже не видела надобности?
— Да мы там почти ни с кем не общались. Приехали, выступили. Понимать-то я все понимаю, но вот говорить не очень.
— Это нужна просто практика. Вообще, — его рука вдруг приходит в движение и убирает распущенные волосы на одно плечо, тут же касаясь оголившейся шеи. — В любом деле нужна практика, верно, Лиза?
Я пошевелиться не могу, глохну. Руки сразу дрожат, еще немного, и буду умолять его попрактиковаться со мной в других языках.
