— Ну, и чего ты обиделась? Не трону я твою маму. Мне слишком тебя трахнуть хочется, а к тебе же потом вообще не подойдешь, — он нагло хватает меня за зад и к своему паху жмет. А я так довольна его словами, что не сразу понимаю, что он творит, зачем к дверце лифта меня жмет. Кнопку нажимает. Мы почти заваливаемся внутрь, создавая чересчур много шума.
— Зачем?
— Там мама твоя поднималась, или ты хотела, чтобы она нас вместе увидела? — его рука уже под юбкой, а я, наконец, в себя прихожу. Хочу коленом ударить, но успевает отскочить. Смеется, кнопку лифта жмет. — Выйдешь на первом, потом поднимешься по лестнице. А я на свой поеду.
В такие моменты он кажется мне почти нормальным. Человеком, с которым можно общаться.
Но он не мой принц, а единственный шанс, чтобы вылечить сестру и вырваться из-под гнета матери — это выйти замуж. Миша не самый лучший кандидат, но я давно ему нравлюсь. Если есть шанс, что он на мне женится, разве имею я права его упускать?
Лифт тормозит на первом, но выходить не тороплюсь, держу дверь.
— Ты, и правда, можешь сделать так, чтобы Миша добровольно позвал меня замуж?
Глаза Матвея сужаются, а плечи напрягаются. Я не могу понять его реакцию на свои слова, но самой почему-то не по себе становится. Что-то не так сказала?
— Могу. Но тебе придется меня слушаться. Во всем.
— Если это поможет…
— Все настолько плохо? — кривит он губы, а я уже злюсь, что вообще заговорила с ним об этом.
— Забудь, я ничего не говорила.
— Ну, уж нет. Слово не воробей.
— Если ты будешь шутить над этим…
— Да не буду. Я даже уважаю, что ты не стала юлить, а честно призналась, что хочешь быть шлюхой.
Я вспыхиваю, отхожу назад.
— Женой!
— А есть разница? Замужество — та же проституция, просто в красивой обертке. Завтра позвоню, пока.
В его взгляде больше не осталось тепла и желания, которое было там совсем недавно, только арктический холод, от которого стало зябко. Я обняла себя за плечи, думая, думая, думая…
А правильно ли я поступила? А стоило ли ему говорить?
Но он правильно сказал. Слово не воробей. Обратной дороги нет.
И, как по заказу, пишет Миша.
«Лизунь, еще раз извини, завтра обязательно увидимся. Лады?»
«Лады».
Терпеть не могу, когда он говорит «Лизунь».
Мне больше по душе «Лизаааа»…
7. Глава 7.
— Какие люди и без охраны, — выхожу из лифта, цепляя глазом бордовое платье, еле-еле прикрытое шалью. Мать Лизы все еще хороша. У нас таких в борделе даже любят. Сочные задницы, бездонное межножье. — Добрый вечер!
— Маргарита Сергеевна, — пиздец, почему бабы, приходящие за сексом, думают, что своим появлением делают мне одолжение?
— Так-так, — подхожу ближе, но не трогаю. Не хочется. Хотя она уже вся в горячке, грудь третьего размера колбасит, пальцами края шали теребит. Сама не знает, чего хочет. — Так чем обязан, Маргарита Сергеевна?
— Вообще-то я хотела лишь сказать, чтобы вы держались от моей дочери подальше, — она задирает свой острый носик, наверное, единственное, что связывает ее с Лизой. Хотя, постойте, чего она пизданула?
— А что такое? Не гожусь в зятья?
— Конечно, нет, моя Лиза приличная девочка, а вы криминальный элемент…
— Обо мне уже в новостях передавали?
— Этого не требуется. Вполне ясно, что забирать чужие квартиры могут только весьма криминальные элементы, — она проходится влажным взглядом по моему телу. В нем совсем ничего от взгляда ее дочери, от той тихой, сладкой страсти, что плещется в расширившихся зрачках. Лишь похоть, в которой я купаюсь последние семь лет своей жизни.
