— Но ведь твоей семье как-то нужно принять, что ты работаешь в борделе.
— Они принимают, а остальные думают, что я работаю в ночном клубе и в подробности не вдаются. Необязательно всем всегда говорить всю правду.
— Меньше знаешь, крепче спишь, да?
— Верно.
— Ладно, не буду тебя задерживать. Вызови мне такси, хотя… Меня заберут. Иди.
И словно по заказу уже звонит Миланика Раевская. И, наверное, к ее удивлению я беру трубку.
— О, Матвеюшка. Куда мы поедем?
— Приезжай, забирай меня, я в говно. К тебе поедем.
— Ко мне? — она словно теряется. — А других вариантов нет?
— Ты еще условия мне будешь ставить? Или стесняешься меня?
— Ну, что ты? Конечно, нет. Сейчас приеду. Ты у себя в клубе?
— Да. Жду, — отключаюсь и убираю телефон в карман. Поднимаюсь с кресла, бросая последний взгляд на зал, в котором полуголые девушки или танцуют на коленях мужиков, или на шесте.
Что скажет Лиза, если узнает, что я содержу подобное заведение? Примет ли правду, как жена Степана?
Выхожу на улицу, махнув охранникам и пожав руку нескольким новым гостям, с которыми меня еще Захар познакомил. Его уважали. Его боялись, а ко мне еще очень долго будут относиться с пренебрежением, потому что совсем недавно я сам был на месте вот этого Степана, разбирая за Захаром дерьмо.
На улице промозгло. Питер, мать его. Серые цвета в полном его разнообразии.
Опять дождь.
Это даже дождем назвать нельзя. Он словно не поливает тебя, а плюет прямо в лицо. В итоге все, кто берут с собой зонты, только носят их собой. Ведь никогда не ясно, с какой стороны прилетит плевок.
Подтягиваю ворот пуховика, натягиваю капюшон и достаю очередную сигарету.
Интересно, чего там Лиззка делает. Наверняка бесится, что мать сорвала на ней свое неудовлетворение. Но зато знает, что я к матери ее больше не приближусь. Ну, или она ко мне.
Через десять минут на своей мазде приезжает Раевская. Сажусь на переднее и тут же закрываю глаза.
— Матвей…
— Давай молча. Хочу трахаться и спать.
— И что, у меня, по-твоему, ночлежка?
— Машину останови, чтобы я вышел и больше не беспокоил твою невзъебенную персону.
— Ну, что ты сразу дуешься? Мне покапризничать нельзя?
— Мне кажется, ты уже выросла из этого возраста, нет?
— Какое же ты хамло, Матвей.
— Очевидно, тебя это не сильно волнует, раз мы еще едем к тебе, — поворачиваю голову, смотря на ее профиль.
Она поджимает накаченные губы, а я думаю о том, что если их накачает Лиза, то они будут похожи на пельмехи. Интересно, между ног они у нее такие же розовые и полные? Блять, при мысли, что меж ними еще ни одного члена не было, член ноет, а во рту слюна копится.
Да, пожалуй, такую нетронутую пизденку можно и лизнуть разок.
— О чем ты таком думаешь, что у тебя уже ширинка дыбится, — тормозит Мила возле своего подъезда и улыбается так приторно и сладко, словно уже всосала мой член в себя, как пылесос.
— О тебе, милая. О том, как сейчас, ты мне отсосешь.
— Хам, — фыркает Мила, но улыбается и выходит из машины. Я за ней. Поднимаемся на этаж. Мила вставляет ключ в замочную скважину и хмурится. Толкает дверь и бросает на меня виноватый взгляд. — Она сейчас уйдет. Кристина!
— Мам? Ты вернулась? Мы почти уснули, — в коридоре возле кухни мелькает тень ее дочери. Она довольная пышная штучка с очень милым личиком. — Лизок, давай быстрее! Нам нужно уже лечь спать и сделать вид, что мама не привела своего ебаря домой.
Лизок? Да ладно?
