Но времена Николая Павловича несколько иные. Подобное судилище общественности не покажут, о делах и деталях не расскажут. Но это понимаю я, а вот как это воспринимает Кулагин?
– Господин Кулагин, вы оскорбили меня, вы оскорбили госпожу Эльзу Шварцберг, вы унизили госпожу Марию Александровну Садовую, – я набрал в лёгкие как можно больше воздуха и прокричал: – Я вызываю вас на дуэль! Если Вы не забыли, что такое дворянская честь, то примите мой вызов. В противном случае можете ли вы быть принимаемым в честном обществе?
Установилась тишина. Даже в зале ресторана, откуда только что доносились звуки веселья и звон бокалов, стало почти что тихо. Антон Павлович Беляков смотрел на Андрея Васильевича Кулагина и ожидал, что тот скажет. У меня вообще складывалось впечатление, что помощник вице-губернатора чуть ли не создал из своего хозяина для себя кумира, образец, эталон чиновника. Хотя помощник почти наверняка осведомлён о тёмных делишках своего хозяина.
– Я же тебя уничтожу, – прошипел Кулагин.
– Что ж, господин Кулагин, я так и предполагал, – нарочито громко выкрикнул я, чтобы точно все услышали. – Вы отказали мне в дуэли. Потому поступили бесчестно.
– Ты… дрянь, ублюдок… – негромко, но зло говорил вице-губернатор.
– Вы назвали меня ублюдком? – делано взъярился я, выхватил револьвер у рядом стоящего Петро, насладился страхом и вжатыми плечами вице-губернатора и отдал пистолет.
Ва-банк иду? Так тому и быть. Теперь только победа!
Цель была достигнута. Я собрался поспешно выйти из отдельной обеденной комнаты ресторана «Морица», в которой почти что каждый вечер, но в субботу, так уж точно, изволили сладко кушать вице-губернатор екатеринославской губернии Андрей Васильевич Кулагин. Не только кушали, но еще и занимались развратом, как с той же Мартой-Машей. Она рассказала, как это происходит – и даже, пусть не без истерики и слез, но была готова свидетельствовать против Кулагина. Но я затаил эту карту в рукаве – и, может быть, там она и останется. Мария Александровна Садовая хочет забыть, что она была Мартой, так что пусть пробует, а я постараюсь в этом ей не препятствовать.
– Не вздумайте совершать опрометчивые поступки. Я уже нашел, кому передать тот самый блокнот, который вы с таким тщанием составляли, где очень много занятного и про вас, и про многих. Кстати, эти многие уже знают о том. И я поставил им условия… Но это не ваше дело. Некоторые вас готовы сдать… Государю передадут также кое-что. Вы же знаете, что у меня был прием? Я там все решил. Шах и мат! – сказал я и направился на выход.
Да, это было все полуправдой. Получилось через полицмейстера Марницкого пустить слух о том, что есть неоспоримые доказательства преступлений Кулагина. Нужно, чтобы змеиное кубло начало шевелиться. Когда грязь подымается наружу, начинают волноваться и те, кто может что-то менять. Вот пусть Фабр, наконец, берет власть в губернии в свои руки.
А завтра я попробую поговорить и с губернатором.
Нужно было уходить, чтобы не дать Кулагину опомниться и хоть как-то выстроить линию своей защиты. В случае Кулагина, не только придумать, как выкрутиться, но и атаковать. Интересно, а кто-нибудь с ним в таком тоне вообще хоть раз разговаривал? Наверняка, да. Те люди, которые, получив власть, начинают унижать людей, часто унижались ранее сами.
Да, я поставил Андрея Васильевича Кулагина, теневого хозяина губернии, в очень неудобное положение. Будь он хоть вице-губернатором, хоть самим губернатором, но он обязан теперь ответить как-то на мой вызов. Даже если бы он сейчас прикрылся запретом на дуэли… Хотя и это моветон и общество осудило бы. Вот только это общество начнет что-то говорить лишь тогда, когда поймет, что власть Кулагина ослабла. «Акела промахнулся», можно пробовать вспоминать Акеле былое и начинать огрызаться. Вот на такой эффект я, в том числе, и рассчитывал.
