Я слушал эту женщину и ловил себя на мысли, что она мне настолько импонирует, столько в ней скрытых тайн и силы, что тут нужен фильм – не меньше. Таких сильных людей в пример необходимо ставить. Телевизионщики и журналисты роют землю, чтобы найти, как это нынче называется, контент. А здесь такой типаж, такая женщина, которая и Великую Отечественную войну прошла, и теперь держится. Пусть была девчонкой тогда, но уверен, что партизанила, это как минимум.
Одну войну перетерпеть, чтобы снова оказаться под ударом и потерять родных? Но не клянчить помощи, жить, насколько это можно, полноценной жизнью, учить правнуков так, что они в любой гимназии звездами станут. Мощно.
Чай был вкусный, вообще в некоторых продуктовых наборах можно встретить такие продукты питания, что хочется посмотреть в глаза тем, кто формирует эти пакеты и ящики. Ну, зачем тут консервированный дальневосточный краб? Зачем черная икра? Что это? Купить людей дорогой едой хотят? Так лучшее, что нужно сделать – это принести сюда жизнь. Магазин загрузить товарами, социальные пособия начислить, привезти медиков, а надо, так и актеров, чтобы люди полностью осознали – они нужны.
– Варенье-то откуда? – удивился я. – На гуманитарном сахарке?
– А ты не зубоскаль! Вареньице еще довоенное! – сказала Мария Всеволодовна, видимо, ожидая моей реакции, что лакомство просроченное.
Не дождалась и ухмыльнулась, протягивая свою ложку к изящной вазочке с вареньем.
– Расскажите о себе, пожалуйста! – попросил я и приготовился слушать увлекательный рассказ.
Партизанка, как я и предполагал, в Конторе поработала, потом поняла, что мало уделяла внимания семье, и стала склеивать семейную фотографию, примиряя детей, собирая их вместе. А после – развал страны и всё вот это…
– Ты бы не верил этой сорвиморде, – сказала бабуля, когда кратко (уверен, что многое скрывая и недоговаривая), она рассказала о своей жизни. – Этот был у меня, так я чуть не пристрелила его и тех, кого он привез. Все бумажки просил подмахнуть какие-то да паспортные данные туда переписать, спрашивал о соседях. Я старая, но в маразм не впала, Бог миловал. Там, по бумагам этим, и дом мне отстроили, и дорогу тут провели, и генераторы, чуть ли не в золоте с бриллиантами, выделили – десять штук! Иные сельчане-то и подписывают. Тут такие деньги воруют!..
– Знаю, Мария Всеволодовна, уже знаю. Я исправлю это, – как мог твёрдо сказал я.
– Исправишь? Ой ли. Ну, да Бог тебе в помощь, парень. Тут без Божьей помощи не совладать, – заметила хозяйка дома.
– А это кто? – я заметил большую фотографию на стене.
Красивая, просто глаз не оторвать, женщина, одетая в платье явно дореволюционного покроя. И пусть Мария Всеволодовна – уже заметно пожилая дама, но явно не она запечатлена на снимке.
– То бабка моя. Вот где красавица была! Тоже прожила долго, все Бог не мог прибрать, – сказала бабуля. – Судьба у нее… Не легче моей была. Во все времена есть, парень, белое и черное, и много-много серого.
– Алексей Михайлович! Алексей Михайлович! – орал-надрывался на улице Ухватов, перебивая Всеволодовну.
– Иди, ответь ему! – сказала бабуля. – На порог своего дома я этого прохвоста вороватого не пущу, если только чтобы кастрировать. Подступает голод к гландам… Только будто бы на пире, ходит взяточников банда, кошельки порастопыря.
Она еще и Маяковского цитирует.
Я вышел во двор и улыбнулся. Прячась за деревом, мой сопровождающий буквально трясся от страха. Небось, бабуля уже стреляла в этого ухаря, вот он и помнит.
