«Зачем я вообще это перевёл, у неё другой язык, и имя значит другое. Зря. Всё зря.»
Следующий шаг он сделал как-то неловко, под ногами раскрошилась ступенька, он потерял равновесие и от неожиданности сжал пальцы, чуть не уронив браслет, но всё же сумел удержать. Остановился, опять посмотрел на него, закрыл глаза, слушая бешено прыгающее сердце и мысленный звон, с которым браслет катится по ступенькам вниз, подпрыгивая и сбивая грани драгоценных камней о камень ступенек.
«Нет, не всё зря. Кое-что всё-таки не зря.»
Он аккуратно положил браслет во внутренний карман на груди, пошёл дальше вверх. Ступеньки вывели на верхнюю галерею, дальше были ворота во дворец главы дома, и они были, конечно же, закрыты, но воина-тень такая ерунда остановить не могла. Он подпрыгнул, раскрывая «когти», сложил их крюками, зацепился за верх забора и взобрался на него, прошёл до удобного места, спрыгнул внутрь и пошёл дальше.
«Дом, которого я не достоин.»
Это был дворец во дворце, с собственной площадью и казармами по бокам, с драконами, но на этот раз местными, заказанными в Оденсе, и даже не каменными — их отлили из бетона, по той же форме, по которой отливали всем беглым аристократам из Империи — они все обеднели, даже те, кто привёз несметные богатства.
«Любой сундук опустеет, если из него всё время только брать.»
Строить начинали с женского дворца, дворец главы дома доделывали последним, к этому моменту деньги заканчивались даже у тех, кто год назад считал ниже своего достоинства заказывать скульптуры не из натурального камня и не у именитых мастеров. Нищета опустила с небес на землю всех.
«Как отец мудро придумал. Не отобрал у них деньги, не заставил платить за землю в Оденсе, просто подарил место под строительство. А дальше они похоронили своё финансовое благополучие сами, используя в качестве лопаты свою непомерную гордыню. Поражение в войне их не сломило, вынужденное бегство и переезды тоже, но нищета — то, что сбивает спесь с кого угодно, очень эффективно.»
Отец говорил: «Хочешь поставить кого-то ниже себя — одолжи ему денег, хочешь втоптать его в грязь — разреши не возвращать». С мужчинами это работало превосходно, но с женщинами система ломалась — они поглощали деньги, услуги и подарки как бездонная бездна, ни на миг себя этим не обременяя и даже мысли не допуская о том, что нужно что-то предложить взамен.
«Не все женщины, одна женщина. Прекрасная Кан Ро Танг.»
Всех остальных женщин в своей жизни он сразу ставил на правильное место, объясняя им чётко и ясно, за что они получают свои деньги. Большинство соглашалось и подчинялось, некоторые, вроде Эйнис, иногда любили покачать права, но стоило намекнуть им, что дверь работает в обе стороны, как они вспоминали о послушании. Только от матери он никогда ничего не требовал, готовый по первому зову вывернуться наизнанку, чтобы её порадовать, и был необоснованно и несомненно уверен, что она сделает для него то же самое, если он попросит. После первого отказа он решил, что просто как-то неправильно объяснил ей ситуацию, и после второго, и сегодня.
«Она меня просто не поняла. Она думает, это блажь, которая пройдёт.»
Раньше ему удавалось себя в этом убедить, но сегодня это даже мысленно звучало фальшиво, как будто это говорил кто-то другой, и он врал.
