Эти здания давно не ремонтировали. На их месте не строили новые. Страна восстанавливалась после войны. Выделяла средства на более необходимые нужды. На то, чтобы мы жили под мирным небом.
– Уничтожили город, – возвращается бабушка к ранее начатому разговору.
Опять не понимаю: как можно уничтожить свой город?!
– Немцы разбомбили? – спрашиваю с умным видом.
– Если бы, – отвечает Тышко. – Свои.
– Не может быть! Без войны? – удивляется Надя.
– Без войны. Просто взяли и уничтожили, – отвечает ей мама.
– По глупости нашей, – добавляет бабушка.
– Присмотритесь внимательно, – обращается к нам с Надей Тышко. – Здание рядом ничего вам не напоминает?
Присмотрелся внимательней. Действительно, церковь. Только убрали купола.
– На этом пятачке, возле базара, стояло несколько храмов, – объясняет бабушка, – сейчас не осталось ни одного.
Рынок находится в самом центре. От основной улицы он отделен магазинами, с другой стороны – высоким кирпичным забором. Он заасфальтирован, разделен на две части: для промышленных и продовольственных товаров.
На рынок валит народ. Пешком, на телегах, на автомашинах, на мотоциклах, на велосипедах.
Сворачиваем на объездную дорогу, еле пробиваемся в толпе. Тышко подруливает телегу к коновязи – длинным горизонтальным бревнам. Соскакивает с воза, берет лошадь под уздцы. Находит свободное местечко, где можно привязать животное.
Женщины также соскакивают с воза, осматривают свой товар. Бабушка перевязывает корзины носовым платком, пытается положить на плечо. Однако, это у нее не получается. Тяжеловат товар. Еще разобьются банки, и убежит молоко.
– Не спеши, – останавливает ее Маша. – Сейчас поможем.
Вдвоем с Тышком осторожно кладут на плечо бабушке груз. Она сгибается, но уверенно идет к проему в высоком заборе, куда тянутся люди.
Стоим с соседкой возле воза. Ни во что не вмешиваемся.
Надины родители вначале переносят клетку с курами, затем – мешки с яблоками и грушами.
Ждем дядька Тышка. Он помогает Маше и бабушке. Возвращается к нам, когда женщины начинают торговать.
Рассупонивает лошадь, подкладывает ей травы, свеклы. Лишь тогда облегченно вздыхает.
Выезжали рано утром, но солнышко уже разгорелось и начало напоминать о себе жаркими лучами.
Тышко почистил брюки, заправил рубаху, закатил рукава. Протер платочком запотевшую лысину.
– Устали? – спросил.
– Мы ж ничего не делали! – ответила Надя.
– Хотели монастырь вблизи посмотреть? – спросил Тышко.
– Давно об этом с Ваней мечтали.
– Тогда идите за мной. У нас есть немного свободного времени.
Тышко короткими ногами засеменил от шумящего рынка с напряженной суетой в ту сторону, где город обрывался к речке, туда, где начинались холмы.
Едва успевали за ним. Миновали приземистые магазинчики, заготовительные пункты, разные конторы. Пошли мимо серых домов с усталыми, озабоченными людьми, которые только просыпались.
Дорога спустилась вниз, и перед нами открылась в своей неповторимости старая крепость. Островок неприступности, недосягаемости. Возвышалась над нами на горе, со всех сторон окруженная кирпичной стеной с небольшими бойницами.
Остановились, как завороженные. Сразу узнали купола, строительные леса. То, что видели из деревни. Ниже, на холме, открылась неизвестная панорама. Основной храм окружали старые здания, которые начали рушиться, но не потеряли своего величия.
Прятались в зелени деревьев. Издали недоступные взгляду. Даже представить не могли, что все это существует в нескольких километрах от нашего села.
