И тут Тиамаку пришла в голову новая мысль:
– Принц Джошуа?
– Да, Тиамак?
– Простите меня. Возможно, я вмешиваюсь не в свое дело, к тому же я не знаю всех обычаев… – Он колебался. – Но у эйдонитов есть традиция исповеди, верно?
Джошуа кивнул:
– Да.
Тот, Кто Всегда Ступает по Песку, – начал безмолвно молиться Тиамак, – позволь мне выбрать правильный путь!
Вранн повернулся к Камарису. Старый рыцарь, несмотря на все свое благородство, выглядел как загнанный зверь.
– А вы не могли бы рассказать свою историю священнику? – спросил у него Тиамак. – Например, отцу Стрэнгъярду, возможно, он подошел бы для этой цели? В таком случае, если я правильно все понимаю, ваша история останется между вами и Богом. Кроме того, Стрэнгъярд знает о Трех мечах и нашей борьбе не меньше, чем любой из нас. По крайней мере, он сможет нам рассказать, следует ли нам искать ответы в каком-то определенном месте.
Джошуа хлопнул себя по колену:
– Ты истинный член Ордена, Тиамак. У тебя изощренный ум.
Тиамак решил отложить комплимент Джошуа на потом, чтобы оценить его позднее, и продолжал смотреть на старого рыцаря.
– Я не знаю, – наконец медленно заговорил тот. Его грудь медленно поднималась и опускалась после длинных вдохов и выдохов. – Я не рассказал свою историю даже во время исповеди. Это часть моего позора – но не самая главная.
– Нам всем есть чего стыдиться, каждый из нас совершал неправильные поступки, – заявил Изгримнур, терпение которого почти закончилось. – Мы не хотим вытягивать из тебя твою тайну, Камарис. Нам лишь нужно знать, смогут ли какие-то твои возможные дела с ситхи дать нам ответы на некоторые вопросы. Проклятье! – добавил он после небольшой паузы.
На лице Камариса появилась ледяная улыбка:
– Ты всегда отличался восхитительной прямотой, Изгримнур. – Улыбка исчезла, остались лишь тоска и ужасная пустота. – Хорошо. Пошлите за священником.
– Спасибо вам, Камарис. – Джошуа встал. – Спасибо. Он молится у постели юной Лелет. Я сам за ним схожу.
Камарис и Стрэнгъярд ушли далеко по склону горы, Тиамак стоял у входа в шатер Джошуа и смотрел им вслед, размышляя, правильно ли он поступил, несмотря на похвалу Джошуа. Быть может, Мириамель была права: они оказали Камарису плохую услугу, когда вернули ему разум. А теперь еще вынуждают погрузиться в крайне болезненные воспоминания – еще один жестокий поступок.
Высокий рыцарь и священник долго стояли на продуваемом ветром склоне холма – за это время тучи успели унестись прочь, и на небе появилось бледное полуденное солнце. Наконец Стрэнгъярд повернулся и медленно пошел назад; Камарис не шевелился, он смотрел через долину на серое зеркало озера Клоду. Рыцарь казался высеченным из камня монументом, с которого время сотрет все черты, но он все равно останется на месте, даже через сто лет.
Тиамак заглянул в шатер:
– Отец Стрэнгъярд возвращается.
Священник спускался, сгорбившись из-за холода или бремени тайны Камариса – Тиамак не знал. Однако выражение его лица, когда он приблизился к Тиамаку, говорило о том, что он услышал вещи, которые ему было бы лучше не знать.
– Вас все ждут, – сказал священнику Тиамак.
Архивариус рассеянно кивнул. Он шел, опустив глаза, словно не мог идти, не глядя под ноги. Тиамак пропустил его вперед и вернулся в сравнительное тепло шатра.
– Проходите, Стрэнгъярд, – сказал Джошуа. – Прежде чем начать, скажите, как Камарис? Быть может, нам следует кого-то к нему послать?
