Не является ли данная сентенция прообразом блоковской «обывательской лужи», что позже переродится в маяковское «мурло мещанина»? Прошу обратить внимание на еще одну диалектическую деталь: то, против чего Буазар выступал, предвидя страшное будущее, Маяковский и Блок (вспомним «Двенадцать»!) пытаются сбросить с парохода современности как уже вполне отжившее прошлое. Однако это ни в коем случае не ставит Маяковского и Буазара по одну сторону баррикад, хотя и придаёт некоторое сходство.
3.5.3. Басни, описывающие революционные процессы в обществе; примеры – «Вулкан» (Le Volcan, II; VII) и «Конь, вол, баран и осёл» (Le Cheval, le Bœuf, le Mouton et L'Ane, II; XX); обе басни, хотя и правдивы чуть менее чем наполовину, зато чётко отражают взгляды правящего класса. К примеру, «Вулкан»: казалось бы, сравнение революции с извержением лавы из жерла – более чем меткое, и стремительность, и разрушение, и распространение идей, но внезапность революции снизу свидетельствует лишь о близорукости и наивности свергаемого правящего класса и о параличе власти, ибо революция без развития революционной ситуации – как роды без беременности. И не заметить, что верхи не могут, а низы не хотят, по крайней мере по увеличивающемуся количеству выступлений – это как не сопоставить сбившийся цикл, токсикоз и характерные изменения фигуры пациентки. Это не другая специализация. Это если не кретинизм, то как минимум полная профнепригодность, и никакая религиозная риторика («Всякая власть от Бога» и т. д.) не поможет подобного рода недалёким политикам удержать власть.
С той же степенью наивности описана ситуация и в басне «Конь, вол, баран и осёл»: да, без натиска и активных действий революции не свершаются, но и одним лишь мощным рывком строй не меняется – для того чтобы куда-то прийти, необходимо знать, куда идти. А без плана послереволюционных преобразований революция превращается в государственный переворот, не решающий в стране никаких проблем, кроме улучшения материального положения группы заговорщиков, да и то организовать удачный переворот при сохранившемся репрессивном аппарате – задача нетривиальная. Поэтому пословица «сила есть – ума не надо» точно не о заговорщиках и бунтовщиках.
Оставшиеся за рамками классификации басни – «Два зайца» (Les deux Lièvres, II; XII) и «Павлин и соловей» (Le paon et le Rossignol, II; VI) – хоть и не политические, зато являют Буазара – мастера иронии и шутки (не всё же писать программные вирши?). Хотя остроумие автора видно и без этих басен, в высшей степени забавных.
Теперь же в двух словах хотелось бы (уж коль мы ссылаемся на первую книгу) подчеркнуть и отличие второй книги от первой. При в общем и целом однонаправленном содержании (отличия в деталях описаны ранее) имеются различия в форме: во второй книге куда больше отсылок к древнегреческим и древнеримским авторам, а более всего – полемики с Лафонтеном: пожалуй, каждая вторая басня так или иначе – в названии ли, в содержании – обращается к наследию беспечного короля французской басни: от антитезы в «Цикаде и муравье» до предыстории в «Павлине и соловье». Таким образом, для того чтобы описать весь спектр метаморфоз Лафонтеновых сюжетов в баснях героя нашего исследования, нужна как минимум статья, и надеюсь, что она в скором времени появится.
Подводя итог, подчеркну ещё раз: большинство заблуждений Буазара – не вина самого баснописца: осознание того, что мир – система динамическая, а не статическая, придёт к человечеству много позже. Подобно тому, как ламаркизм
