Басурманин. Дикая степь - страница 13

Ветер поднял клубы пыли со склона холма, ещё не поросшего зелёным покрывалом сочных трав, и хан решил укрыться в шатре. Тяжело опустившись на ковёр возле походного резного столика с низкими ножками, уставленного богатыми яствами, Дамир наколол на нож большой шмат жареного мяса, жадно откусил. Сильный порыв распахнул полог, едва не задул угасающий в огонь. Хан встал и подбросил дрова в очаг. Паленья затрещали и пламя вспыхнуло с новой силой. Усевшись на подушки, Дамир отхлебнул белесый напиток из кувшина и откинулся на стену шатра. Высокий, жилистый, со смуглым лицом и слегка впалыми скулами, в отблесках пламени он казался собственною тенью. И лишь не затухающие огненные всполохи в яростных глазах не давали никому забыть, что с ханом нужно быть настороже.

Этот поход оказался тяжелее предыдущего. Дани с покорённых земель собрали немного. И вот когда Дамир решил, спалив всё на пути, повернуть назад, ему попался этот русич. Уж он сумеет извлечь выгоду.

«Купец шёл мимо…, как там его величают… Рязань?» – думал хан. – «Стало быть, что-то да знает про этот город на таких желанных мне землях».

Отдав последние распоряжения ночной страже, Дамир устроился на походной лежанке. Тихое потрескивание поленьев в очаге и думы о грядущем, постепенно погружали в беспокойный сон. Если он прав, а прав он всегда, то скоро ему понадобятся и свежая голова, и крепкие руки, и…

***

– Вставай! – купец проснулся от болезненного пинка вбок.

С трудом разлепив глаза и поднявшись с остывшей за ночь земли, рыжебород заохал, заскулил. Перед ним, сложив огромные ручищи на груди, стоял Мансур. Этого басурманина купец страшился больше остальных. Его появление не сулило добра пленникам. Вот и теперь, жёсткий удар в спину и железная хватка, которой Мансур вцепился в руку, образумили замешкавшегося русича.

– Иди. Хан зовёт.

Светало. Большинство костров погасло. Кочевники чистили сабли и занимались лошадьми, словно и не ложились вовсе. Спотыкаясь и охая, рыжебород бежал рядом с Мансуром, опасливо поглядывая по сторонам.

Хан сидел у шатра на походном троне. Загодя принявшись низко кланяться, купец подошёл ближе. Кыпчакский властитель молча встал и распахнул перед ним полог, приглашая внутрь. Косясь то на Мансура, то на хана, рыжебород вошёл в шатёр. Множеств ковров, шелковые подушки на лежанке, выложенный камнем очаг, резные светильни и кувшины на низеньком столике. Купец замер, дивясь красотой жилища басурманского хана.

– Сесть не предложу, – Дамир медленно ходил вокруг, разглядывая пленника. От его ледяного голоса и колючего взора по спине купца пробежал холодок.

– Мы скоро двинемся в путь. Ты для воинов обуза, да и мне боле не надобен. Всё, что у тебя было: товар, челядь, девчонка теперь принадлежат мне. И хотя сбруя и ремни у тебя дрянные – для ловушек сгодится. Прислужники твои, крепкие, но мне без надобности, ибо не мастеровые – я их продам. За таких сильных рабов мне дорого заплатят. А вот твоя дочь! Она стоит дороже всего скарба. Ведомо тебе, что с ней станется в моих краях? Она будет рабыней у богатого бея или хана, а может статься, он сделает её наложницей. А когда надоест, сменяет у Джанга на клинок или ткани. Джанг любит такой спелый товар. Сказать, что с ней станется? Она украсит собой пир Великого мавра. Живая или на вертеле.

От этих слов купца бросило в жар, затрясло, будто в лихорадке, к горлу подкатила удушающая тошнота. Слава о кровожадном мавре-людоеде, торговце рабами из Персии, поставлявшем живой товар во Фрикию, докатилась и до Руси. Правду сказывали, али нет, но попавшие к этому изуверу, зубами разгрызали себе жилы, бросались под копыта несущегося табуна, кидались на острые пики, лишь бы не остаться живыми. Участь рабов, попавших к нему, незавидной. Лучше сгинуть, пасть от меча или сабли басурманской, чем быть съеденным. Подумав о жуткой участи для дочки, купец переменился в лице, впал в оцепенение, а потом рухнул на ковёр, завыл, ползая на коленях перед ханом, и бессвязно запричитал.