Бай Лонг. Путь дурака - страница 21

Она задрожала. Всхлипнула и уронила голову на руки, закрывая лицо. Кай отломил кусочек пирожного. Медленно прожевал. Взял тарелку, чашку и, обойдя стол, поставил их рядом с Бертиными. Сел на диван рядом с ней и осторожно обнял ведьму за плечи. Наклонился, отодвинул в сторону прядку серебристых волос, пытаясь заглянуть в глаза.

– Я тебя не боюсь. И ты не бойся.

Она всхлипнула. Выпрямилась, откидываясь на плечо Провидца, и убрала с лица волосы. Веки припухли, по щекам тянулись дорожки слез. Она криво улыбнулась.

– Ты просто не знаешь, что творится у меня в голове в такие минуты. Иначе сбежал бы сейчас и потребовал от Яцуши моего немедленного ареста…

Кай тихо засмеялся. Наклонился, прошептал на ухо с преувеличенной секретностью.

– Я ведь дракон. Пусть китайский, пусть там воплощение мудрости и благоразумия… я все равно дикий зверь и… признаюсь только тебе, порой мне хочется сожрать Инну. Целиком. Как удав. И потом сплюнуть косточки.

Берта хмыкнула. Кулаком растерла слезу по щеке.

– Спорим, даже Яцуши с его выдержкой временами думает о том, как бы скормить ее мавкам…

Они рассмеялись. Кай легонько дернул ее за ухо.

– Не бойся, слышишь? Ты хороший человек, я знаю. И ты справишься. Нужно только немного потерпеть.

Берта не ответила. Кай и не настаивал – помешивая остывший кофе, он как ни в чем ни бывало заговорил о планах на лето – когда у него будет отпуск, и они вчетвером, с Бертой и близнецами, отправятся в родовой особняк Кая, к его родителям, к лазурному морю и белым пляжам, на долгие-долгие два жарких месяца…

Потом они долго бродили по городу. Кай прислушивался к шепоту города, пытаясь выяснить чуть больше о виновнике ночного переполоха, а Берта брела рядом, следя за тем, чтобы Провидец, погрузившись в прошлое, не выбрел на проезжую часть. Было что-то умиротворяющее в этой долгой, как сам день, молчаливой прогулке и, возвращаясь домой, Берта вдруг поняла, что она абсолютно спокойна и довольна жизнью.

Она лежала в постели, и Сиф свернулась клубочком рядом на подушке, а толстый, отливающий рыжиной Локи бродил по ее одеялу, взад-вперед. На подоконнике Тюр методично обгрызал кактус, но Берте было лень пошевелиться. Она уже находилась в том пограничном состоянии между сном и явью, когда тело уже почти не принадлежит тебе, и разум понемногу проваливается в сладкую негу туманных образов.

Она так и не задернула штору, и в окно заглядывал месяц.

На кухне вполголоса переговаривались родители, кто-то из детей залопотал во сне. По шкафу бродил, что-то вынюхивая, Бальдр. Фрейя наконец вышла поесть, оставив котят. Тех не было слышно; притаились, пока матери нет рядом.

В зеркале отражался уголок ее кровати. Говорят, это плохо для спящего человека – отражаться в зеркале. Зеркала отражают человека целиком, и его душу, на них остаются ее следы. Зеркала слишком живые для неживого предмета.

Хотелось встать и зажечь перед зеркалом свечи. Это походило на навязчивую мысль – и Берта счастлива была бы уснуть и избавиться от нее, но Локи бродил по одеялу, а Тюр догрызал кактус. К тому же, Фрейя вернулась в корзину к котятам – и, залезая внутрь, опрокинула ее. Котята высыпались из корзины и, тут же проснувшись, затеяли дружескую возню. Сон как рукой сняло – Берта села и, выскользнув из-под одеяла, мягко, поджимая пальцы на холодном полу, прошла к зеркалу.

Из мутной глубины навстречу ей вышла растрепанная, бешенноглазая девчонка в легкой белой ночнушке.