Бай Лонг. Путь дурака - страница 26



Маршрут всегда был один и тот же – изменялось только содержимое корзины, в зависимости от времени года. Дешевые наисвежайшие цветы, овощи и фрукты не задерживались на прилавках. Близнецы в равной мере любили и эти утренние прогулки, и работу в магазине, и неизбежные прополки, подрезания, опрыскивания… львиную долю работ выполняли гномы и цветочные феи, и сад как-то сам собой разрастался все дальше, краями загибаясь вверх, словно огромная чаша, и своей нереальностью напоминал страну Чудес Алисы. Вода текла вверх по склонам, и человек, поднимающийся к ограждающей по верхнему краю живой изгороди, не испытывал неудобств. Энди помнил этот сад совсем другим – крошечным, едва вмещавшим пруд, теплицу, несколько грядок и пару плодовых деревьев. Собственно, все их с братом детские воспоминания были связаны с этим садом, где они играли с Марго, учились уходу за растениями и своей первой магии. Счастливые воспоминания, которых, как они уже давно понимали, могло и не быть.

Они мало общались с другими детьми – почти все время проводили вместе. Впервые попав в школу, они удивились тому, какие разные бывают люди, и еще – что далеко не все умеют колдовать. Они вообще были совершенно другие, хоть близнецы так и не поняли, в чем заключалось это отличие помимо очевидного – волшебства. На уроках им было скучно, и они всегда торопились домой – в свой полный звуков, запахов, красок и развлечений мирок сада. По сравнению с садом весь мир бледнел; все казалось серой тенью, отражением – а реальность начиналась для близнецов за порогом их дома.

На домашнее обучение они перевелись в шестом классе, когда окончательно почувствовали, что в школе только тратят время попусту. В классе они были чужими, учителя недолюбливали их, в основном за экстравагантный внешний вид и странный, отсутствующий взгляд, который объяснялся просто – парни в тот момент приноровились играть в морской бой в уме. К тому же, подсознательно всех раздражало, когда близнецы менялись местами. Любой начнет беситься, когда вызываешь отвечать Ликса, а обернешься – у доски стоит Энди. Они с детства красили волосы в разные цвета, так как ненавидели, когда их путают. Энди предпочитал черный – цвет волос Марго, Ликс сменил с десяток цветов. Стоило их душам поменяться телами, и цвета менялись следом. От природы сообразительные, они доводили учителей до белого каления нежеланием делать то, что сказано. Марго даже и не пыталась сладить с ними, решив, что когда-нибудь они наконец поймут сами, что знания им в жизни пригодятся, и уж тогда возьмутся за учебу как следует. Когда наступит этот момент, неясно было до сих пор, но по крайней мере в ботанике и устном счете им не было равных: покупатель никогда не мог быть уверен, заплатил он втридорога или втридешева. В сложной системе льгот, скидок и наценок, которая устанавливалась, как только близнецы вставали за прилавок, не разбирался больше никто.

Так что оба прекрасно сознавали: их жизнь близка к совершенству во многом благодаря образу жизни самой Марго и магии, из которой состоит все вокруг.

Забирая у гномов коробку с редиской, Энди раздумывал о том мифическом образе «родной мамы», который уже лет десять маячил где-то далеко на горизонте – с тех пор, как Марго рассказала им – а теперь угрожающе навис над их крошечным домиком. Они с Ликсом знали только, что она не-маг, но ни об условиях договора, по которому Марго получила право называться их матерью, ни о других подробностях близнецы понятия не имели. И тем более ни разу в жизни не видели мать, хоть и подозревали, что она до сих пор живет где-то неподалеку и, вполне возможно, даже встречалась им на улице. Подслушанный накануне разговор не шел из головы.