Бай Лонг. Путь дурака - страница 24

К дедушке надо было идти сначала по тропинке, а потом прямо через другие могилы. Бабушка помогала Матвею перелезать через оградки. Ноги тонули в палой листве, под ней виднелись неопрятные лоскуты потрепанных искусственных цветов, осколки блюдец, фантики… Матвей быстро устал и молча дулся.

– Пришли, – бабушка поставила сумку на землю.

Дедушка немного печально смотрел с потускневшей фотографии. Матвей плохо знал его и помнил совсем иначе. Он присел на ограду. Рядом с дедушкиным надгробием оставалось место – как говорила бабушка, для нее. Матвей смотрел на засыпанную прошлогодней листвой землю, на пробивающуюся траву… и нет, думал о том, в каком порядке он пойдет по «их» местам искать пацанов, если их не будет во дворе. Сначала на гаражи. Потом в соседский двор. Потом у киоска. Потом…

Дедушка чем-то походил на его папу. Только, наверное, все-таки красивее. Чуть поодаль, в сумрачной глубине, порхала белая бабочка. Кладбище уходило вдаль, терялось в лесу. Со всех сторон их окружали ржавые ограды и покосившиеся камни памятников – самых разных форм. Матвей прищурился и наклонился вбок. Это памятник или человек? На одном из камней сидел тощий мужчина; старик, понял Матвей, присмотревшись. Он сидел к Матвею в пол оборота, но смотрел куда-то в тенистую даль. Матвею было скучно, и он так и сидел, наблюдая за неподвижным стариком. Порой из-за игры света ему начинало казаться, что старик ему почудился – но спустя пару минут Матвей снова не сомневался в его реальности. Смотреть на старика было скучно, и Матвей принялся ковырять носком землю. Когда бабушка одернула его, принялся читать надписи на соседних надгробиях. На старика нет-нет да поглядывал, но тот все так же сидел, не шевелясь, и Матвей решил, что, может, это и памятник – просто далеко и плохо видно…

– Ну вот, – пробормотала бабушка, разгибая спину. – Намного лучше. Попрощайся с дедушкой, Мотя. Он был бы рад увидеть, как ты вырос…

Они шли обратно тем же путем, и бабушка вполголоса рассказывала что-то о деде; Матвей почти не слушал. Один раз он обернулся – и вздрогнул. Старик смотрел на него. Ничего в его позе не изменилось, только слегка поворачивалась вслед уходящим голова. Впрочем, Матвей не был уверен. Деревья заслоняли обзор, и вскоре старик совсем скрылся из виду.

Матвей испачкал штаны и ободрал ладонь. Веселый золотой свет проникал сквозь листву и грел щеки. Матвей проголодался и торопился. К тому же, больше не нужно было ничего нести – цветы остались у дедушки.

Девчонка стояла там же. Все такая же неподвижная. Матвей остановился, поджидая бабушку, и долго смотрел на нее, пытаясь понять – может, она ненастоящая?

– Пойдем, Мотя. Купим по дороге что-нибудь к чаю?

Он кивнул, и, проводив бабушку взглядом, снова повернул голову. И отскочил. Девочка смотрела на него, повернув голову почти на сто восемьдесят градусов, как сова. Смотрела устало, равнодушно… Матвей поспешил следом за бабушкой, боясь обернуться. Ему как-то уже было не очень жаль эту девочку.

– Не бегай на кладбище, сколько раз тебе говорить….

Под одеялом было жарко, но Матвей боялся оставить даже маленькую щелочку. Прошло, наверное, уже полчаса с момента, как отец лег, и в квартире выключили весь свет. Матвей не спал. Слишком много шорохов, странных звуков. Ему казалось, что он слышит голоса, правда, очень тихие и совсем неразборчивые. Может, он простудился? Ведь промочил же он кроссовки, когда они с пацанами кидали камешки в море. И голова болит поэтому.