Мы шли довольно долго по лестницам и коридорам, я оглядывался по сторонам с интересом, ведь стены эти помнили ещё наш древний Байкал, когда был здесь на берегу небольшой портовый город Авгалл… Да, здесь всё было подобно тому, как в нашей с Эриком древней столице, те же великие строители задумывали и строили города и дворцы в во всех тогдашних городах. В самом городе больше таких изумительных зданий нет, он вырос в последние триста сорок лет, с тех пор, как погиб Байкал, а к этому времени уже давно не было величайших зодчих, возводивших сказочной красоты чертоги одною силою воли и ума, не прикасаясь грубыми инструментами. А потому здесь стены были гладкими как зеркало в этой, древней части дворца, и отличались, хотя и подражали тщательно в остальных частях, которые мы проходили. Поистине запутанное строение, просто так дорогу не найдёшь, проводник и впрямь необходим и Могул, конечно, великую честь нам оказывает. Хотя, если вдуматься, не простых лекарей ведёт, полумифического кудесника Сингайла. А если ещё глубже вдуматься, то… Мы так долго шли, что я о чём только не передумал, глядя в гордую спину Могула, уверенной поступью следовавшего по длинным коридорам.
Наконец мы подошли к высоким дверям, украшенным изысканной резьбой и даже кусочками горного хрусталя, посверкивающего в огнях ламп. Привратники с поклоном отворили перед Мареем-царевичем двери, и мы вошли за ним.
Громадные чертоги… я почти отвык от таких покоев… если бы не ковры на полу и стенах, искусно вышитые и вытканные картины, здесь, пожалуй, и эхо разносилось бы.
– Женщина, останься здесь, – сказал Марей-царевич, впервые взглянув на меня.
Но Эрик проговорил в ответ:
– Она пойдёт со мной туда, куда пойду я.
Марей-царевич посмотрел на него с несколько мгновений и согласно кивнул:
– Будь по-твоему, кудесник.
В этой горнице я не сразу заметил нескольких слуг, красивую статную женщину, светло-русые косы которой были перевиты золотыми шнурами, а одежды богато затканы золотом, как она носит-то тяжесть этакую, спина, небось, болит к вечеру… Это должно быть жена Марея-царевича, больше некому, племянница моя… И сыновья их, и… девушка прекрасной наружности, это видно дочь… Эрик, их отец и дед вскользь оглядел на всю эту компанию, сидевшую по лавкам в окружении слуг. На миг обернулся на меня и кивнул, чтобы я следовал за ним, не отставая. Я сосредоточился, все эти встречи могли нарушить мою начальную настройку, и истинные лица предстали бы перед собравшимися. Невозможно и волноваться и отводить людям глаза да ещё сразу на двоих человек. У меня даже голова заболела от напряжения. Поэтому я потупил взгляд и решил больше не разглядывать никого, как ни интересовали меня эти люди, особенно Марей, вызывающий мою жгучую зависть и ревность настолько сильную, что у меня туманился взор. Большой белый лебедь… Чёрт подери, так и есть… Белый в чёрных траурных одеждах, не позабыл, не оставил из сердца ту, кого я считаю своей, и хочу считать так вечно, потому что жизнь наша вечна, а твоей, Марей-царевич, али Могул, как ни назови, осталось от силы ещё лет на двадцать-сорок… нет-нет, не думать…
Мы вошли в почивальню царя Галтея, громадная кровать на постаменте, молодая девица красивой наружности, остальные поодаль, слуги, лекари…
Я заметил, что Эрик неотрывно смотрит на царя, лежащего почти безучастно на высоко поставленных многочисленных, но смятых подушках. Что царь Галтей бледен в желтизну и очень худ, кожа буквально обтянула череп. Он смертельною хворью захвачен, я это вижу издалека, Эрик тем более…
