На это Гор облегчённо расхохотался:
– Вот ты купил-то меня, хитрец, а я уши развесил, как осёл!
Ну и я захохотал облегчённо. Он нравился мне, как нравился Марей, я ненавидел Марея, Могула, которого я знал, всей душой до дна, и он мне очень нравился, потому что им нельзя было не восхищаться… Но юный Гор, конечно, ни в чём не был виноват, и ненавидеть его, как Марея, мне было не за что, чистый, светлый, любознательный юноша, способный стать таким же царём как был Могул. Впрочем, Марей-царевич стал Могулом потому, что был призван стать великим, выбор был между пропасть вместе с царством или стать величайшим царём.
За это путешествие мы стали большими друзьями с Гором, мы проводили всё больше времени вместе и я, всматриваясь в воды Срединного моря, по которому мы плыли, или как говорят мореходы, шли, всё ждал, что появится всё же Орсег с вестями об Аяе. И он явился, действительно, ровно через двадцать два дня после того, как мы отчалили от берегов прекрасной страны Кеми. На закате, как я полюбил, я стоял на палубе, опираясь на борт, глядя, на горизонт, куда уходил удивительно быстро ослепительный диск солнца, я слышал, как на нижней палубе размеренно гребут вёсла, сейчас стемнеет и гребцы тоже отправятся на отдых, а корабль пойдёт на одних парусах. Здесь, на верхней палубе было просторно, отведённые нам с Гором покои, открытые свежему ветру и в то же время устроенные так, что можно было в любой момент спрятаться и от палящего солнца и от пронизывающего ветра. И вот едва солнце нырнуло в море, а я смотрел на красное небо, предвещающее ветреную погоду на завтра, и вдруг услышал тихий толстый плеск, не как от весла, а вслед послышался негромкий голос:
– Хороший вечер, предвечный, только к утру шторм будет.
Я повернулся на голос, Орсег сидел на краю борта и смотрел на меня, как и в прошлый раз почти голый, тёмный, блестящий, как дельфин, посверкивая зёлёными глазами и белозубой улыбкой.
– Домой плывёшь? Токмо смотрю, загогулинами, – сказал он. – Приветсвую, Арий.
– И ты бывай здрав. Скажешь хорошего?
– Без следов пока, Арий, не обессудь, где-то по земле твоя Аяя идёт, совсем далеко от морей даже от рек больших.
Я промолчал, отвернулся, вот куда можно было так схорониться, что даже вездесущий повелитель земных вод не может отыскать столько времени.
– Появится, не кручинься.
Я промолчал, что и говорить, кому я могу поведать бездну своей назолы, кто поймёт её? Даже Эрик не понимает до конца…
– Мне сказали, на Байкале беда, знаешь что-то об этом?
– Беда? – удивлённо переспросил Орсег. – Не знаю ничего, но если хочешь…
– Не хочу, – сказал я. – Не хочу знать, что там беда. Но если беда, Орсег, скажи мне.
Я смотрел в его глубокие, светящиеся морской зеленью глаза, Орсег улыбнулся, но весёлых искорок не появилось в уголках его глаз.
– Будь по-твоему, Арий, если узнаю что-то, сообщу тебе. Но ты ведь и так домой собрался.
– Мои концы долги, как бы я не спешил. Но если надо ринуться немедля…
– Если надо немедля, я скажу тебе немедля, – сказал Орсег и прыгнул вниз в воду.
Прошло ещё много дней, прежде чем вернулся Орсег и сказал, что он не знал доподлинно, каков был Байкал прежде, но ему сказали, что воды переполнили Великое Море, и они затопили земли вокруг, что погибли города и сёла.
– А люди… Все? Все погибли?
– То было сто лет назад, Арий. Ваша страна погибла, но люди ушли. Крупицы остались на берегах, из тех, кто не решился на переход в неизвестные дали. Твой брат спас всех, увёл. Да они на берегах Кеми теперь.
