Вдохнув поглубже, я поднял лицо к Небу, мысленно умоляя послать мне сил, не поддаваться извечной своей разнузданной похоти. Хотя бы в отношении её. Я знаю, стоит хотя бы намёком показать ей моё вожделение, как всё доверие и даже привязанность, что есть в ней теперь, мгновенно рухнут, а я дорожил ими, это приближало её ко мне больше, чем когда я спал с ней. А ведь я толком не знаю, каково это с ней спать, то, что было некогда не было настоящим, принуждение – не любовь, я не знал её любви, а теперь она меня почти, что любит как близкого человека…
Я потянул её за домик, туда, где был устроен стол, за которым она занималась, хоть какое-то, но прикрытие, хоть не у всего двора на виду обниматься. И посадил себе на колени, как ребёнка. Она лёгкая и попка упругая, я ощущал её бедром… Потихоньку Аяя отплакалась, и задышала ровнее, выпрямилась, и жирно хлюпая носом, посмотрела на меня, вытирая слёзы с красных щёк, ресницы мокрые…
– Ох… прости, Эр, совсем какая-то стала, глупая плакса… – она встала и отошла к кустам, высмаркиваться. – Ох и кукомоя, ох и чучело…
– Расскажи теперь, чем тебя обидел мой братец? – сказал я, когда она, пригладившись немного, села рядом на скамью.
Она посмотрела на меня, смущаясь немного, опустила глаза со всё ещё мокрыми, похожими на чёрные стрелы ресницами.
– Я… я беременная, оказалось…
Оказалось, сама поняла или Арик сказал? Но не поэтому же она так рыдает.
– Что же плачешь? Страшно? – спросил я, убирая ей за ухо, растрепавшуюся прядь.
Она кивнула, хлюпнув носом.
– Я не знала, что это… что дети от того, что… ну… что мы… что любились с Арием…
Сказав так, она покраснела густо, хоть и была красна от слёз, но теперь и островка белой кожи не осталось, отвернулась даже от смущения. Мне стало смешно и грустно одновременно, так она не знала, как получаются дети?.. что делается…
– А ты думала, зачем люди любятся? – спросил я.
– Зачем? Ну как зачем… от любви, а… как ещё? Любишь, кого и желаешь любиться с ним, это же… А как же, для чего ж тогда вот это всё…– удивилась она, взглянув на меня.
Я засмеялся, и снова обнял её за плечи, притянув к себе.
– Да так, конечно… Но ты не плачь больше и не бойся ничего. Что дитя будет, не беда, а счастье, и Арий счастлив, может, растерялся, но не сомневайся, что…
– Да нет, он… он жениться не хочет на мне, а ты говоришь, счастлив… – вздохнула Аяя. – А я теперь… я боюсь, ведь нехорошо, когда ребёнок у безмужней матери, позорно… И… и вообще… я думала, так не быват. Думала, дети, это когда женаты люди… а тут вона как, оказывается…
Я вздохнул, вот что теперь делать? Говорил этому гаду, оставь её у Кратона, пока не войдёт снова в ум, нет же, понесло воровать её, что стоило погодить?! Дольше ждал, мог бы и потерпеть! Так нет… и член в штанах не удержал. А теперь вот… как ребёнку без отца, тут права Аяя, вовсе плохо.
– Аяй, ты… я объясню тебе… Арик, он… не потому… И вообще, я знаю, что жениться на тебе он хочет сильнее, чем вообще что-либо в жизни. Ты всё для него, вообще всё, поверь, я знаю, о чём говорю. Но…он… он, действительно, жениться на тебе не может.
Она посмотрела на меня, вот такая, лохматая и со следами слёз, в немного растрёпанной одежде, очень простой, едва ли не грубой, она была прекраснее всех женщин на свете, даже прекраснее самой себя в царских золотых одеждах…
– Как это? почему не может? Он… он, что… он… женатый? – ужасаясь, она выпрямилась, отпрянув.
