– Ты что творишь? Развернул на полдороги драндулет, который давно пора выбросить на свалку, а ты всё его держишь, и погнал сломя голову обратно, меня одну бросил. Если не хочешь видеть мою мать, так скажи прямо. И что мать тебе плохого сделала? За что ты её так не любишь, объясни мне? Или я такая дурра, что ничего не пойму? Что стоишь, обормот, как в штаны наложил? Молчишь? И сказать тебе нечего, да?
Мужики, услышав наш семейный разговор, повалились со смеху на землю, и давай хохотать. Держатся за животы, ржут, как лошади, остановиться не могут. Акулина переводит взгляд своих красивых, зелёных глаз то на них, то на меня, и понять происходящее не может. Объяснить же ей никто ничего и не пытается. Все смеются и тычут в меня пальцами.
– Так что тут происходит? – не унимается жена. А я стою, как телеграфный столб, дар речи потерял. Слово вымолвить не могу, а мужики по земле катаются, ржут без остановки.
– А ты что застыл как пень посреди поляны? – заорала на меня Акулина, да как врежет мне оплеуху. От неожиданности я чуть на землю не грохнулся. Глазами моргаю, рот открываю, как рыба, а сказать ничего не могу, одни эмоции без слов. А жена опять как врежет мне в ухо с другой стороны. Мужики вновь в хохот. А в ушах моих звон, как в колокольне. Стою, как баран, головой мотаю, понять ничего не могу.
От третьей очередной оплеухи я пришёл в себя. Набрав в грудь воздуха, чтобы не задохнуться, заговорил, высматривая медведя злополучного по сторонам и по кустам.
– Да послушайте вы меня и поймите правильно, – начал я извиняться, а сам, то на жену, то на хохотавших во всю глотку мужиков смотрю. А те по земле катаются, на меня пальцем показывают и смеются.
– Тут такое дело, даже начать не знаю как. Еду потихоньку, никого не трогаю. Объезжаю канавы, гляжу на дорогу. Боюсь потерять тебя, радость ненаглядная, – начал свой рассказ, а сам косо поглядываю на жену, чтобы снова неожиданно по уху не дала.
– Боится он, охламон, как бы ни так, – промолвила Акулина и как врежет, даже искры из глаз посыпались. Мужики опять со смеху покатились, хватаясь за животы.
– Дай до конца рассказать-то, а потом руки распускай, – придя в норму от оплеухи, вполголоса сказал я.
– Тут такое дело, дорогая, – пытался продолжить свой необычный рассказ. – Медведь на дорогу вышел, вот и пришлось повернуть назад и погнать домой, чтобы предупредить в деревне мужиков. Мало ли что, всё-таки медведь.
– А про жену забыл или хотел избавиться от неё, – в один голос напомнили мужики. И схватившись за животы, покатились опять от хохота.
– Да какой, к лешему, медведь? – вступила в разговор Акулина. И взмахнула, как будто нечаянно, в сторону мужа рукой. Отдёрнув голову, я продолжил рассказ, неправдоподобный, по мнению мужиков и Акулины.
– Да ты песенки напевала, а вперед не смотрела. Вот я и говорю:
– Вышел на дорогу огромный медведь. Прямо передо мной, я и повернул обратно. Испугался и за себя, и за тебя, любимая. Загрыз бы нас к чертям собачьим и косточек не оставил.
– Я ничего не видела, – опять подала голос жена. – А если и был медведь, то меня, зачем бросил? Наверное, хотел от меня избавиться? Чем я тебе не угодила?
– Да я, да ты, – замямлил сквозь зубы я. – Ты меня за кого принимаешь? Да разве я могу тебя бросить. Ведь я люблю тебя, дорогая и любимая Акулина. За что ты так на меня? И полез, как слон, обнимать жену.
