– Сюрпри-иззз!
И перед нами открываются две копчёные рыбины! Здоровенный лещ и весьма приличный толстолобик. Свежие, жирные! Бока переливаются бронзой. А запах такой, что мы от наслаждения закатываем глаза и раскатываем губы. Дрожащими голосами благодарим девчонок:
– О-о-о!
– Ого-о!
Не торопясь, насколько это возможно, отрываем длинные полоски мякоти, откусываем от них кусочки, которые вкусно тают во рту, и запиваем всё это холодным крепким пивом! Вот оно! Мммм! И снова – кусочек рыбки…
– А дальше что? Что немцы? – нетерпеливо отвлекаю Володю от незабываемого наслаждения. Тот отодвигает пустую чашку:
– Чай – это тебе не водка. Чай – это полезно! – Потом прикуривает «Дойну», затягивается и, медленно выдохнув дым, продолжает:
– Немцы! Разве они понимают?! Для них копчёная рыба – фу! Принюхиваются, дёргают презрительно ноздрями. И тут мимо нас проходят двое военных.
– Шайзе!4 – говорят фрицы и свои немецкие носы в сторону воротят.
А Филин услышал, он знал это словцо с третьего класса. Он недовольно выстукивает ритм ногтями по столу, и поёт сквозь зубы:
– «Дойче зольдатен, унтер официрен!5» Ну, сейчас я вам устрою шайзе! – И, широко улыбнувшись, кричит: – Ком цу мир, камарады!6 – И руками машет, идите, мол, сюда, гансы, садитесь. Те поняли, не отказались. Филин сразу перед ними – пиво: – Угощаю, битте!
– Я, я, – кивают головами. – Зер гут!
– Вот зер гут! Cмотри! – И Филин начинает учить немцев, как правильно пить пиво. – Сначала рыба, потом пиво. Фиш, потом пиво. Ферштейн? Ясно? Что я, я? Фиш – бир, фиш – бир… Что тут непонятного?
Филин демонстративно громко смакует ароматного леща, запивает пивом. Закончив учения, протягивает своим пленникам прозрачные янтарные кусочки:
– На! Ешь! Дойче унтер официрен! Ничего-то вы в пиве не петрите. Учить вас надо! Запомнили? Фиш – бир, фиш – бир… У нас любой ребёнок знает…
Те крутят носами, но, то ли из вежливости, то ли, чтобы на ша́ру выпить побольше пива, берут таки рыбку и, зажмурившись, отправляют в рот. Ну, а дальше их было не остановить. Быстро это дело раскусили.
– Что, хорошо? – подмигивает им Филин.
– Я, я, натюрлих!7
– Карашо!
Через полчаса, немцы уже стучат кружками по столу и требуют пива для всех.
– Филин! Камрад! – кричит один.
– Ихь либе дихь,8 Филин! – лезет обниматься другой.
Кто-то из наших принёс водку…
И вскоре мы обнимаем друг друга за плечи, раскачиваемся из стороны в сторону и поём: «Рас-цвета-али яблони и груши!..»
К нам подсаживаются другие немцы, среди которых и те три фройляйн, и тот «король»; и Паша, смеясь, переключает нас на «Ах, мой милый Августин». А дальше – капут! – как отрезало.
На второй день мы с Филиным всё вспоминали, а не натворили мы чего-нибудь по-нашему, так сказать, по-русски. Но, когда в коридоре снова встретили голых девушек, те заулыбались и подняли большие пальцы.
– ?!
– Большие! А не средние! Люкс, значит. Лопочут:
– Фиш – бир, фиш – бир!
– Руска рыбка карашо!
– Руска водка – Филин – во!
– Здо́рово! – смеюсь я и наливаю Володе ещё чаю.
– Вот это я понимаю! Чай! Хороший напиток. Полезный! – громко хвалит Володя и отпивает. Не высовывая носа, косит в чашку грустными глазами и, вздыхая, бормочет: – А водки у тебя нет?
