– Ну да, а что тебя так удивляет? Потом она разглядывала мою оранжерею, присмотрела несколько фиалок, ей больше нравятся фиолетовые сорта. Собирается у меня их купить, а я ей говорю – так подарю. Мы же подруги, правда?
– Вы виделись только раз, и уже подруги? – с иронией заметил Стерхов, вытягиваясь на постели до хруста в позвоночнике. – Не рано ли?
– Иногда достаточно одного раза, чтобы понять, что это настоящий, твой человек, что он не предаст, на него можно положиться. А с другими тысячу раз встречаешься, и… непонятно, черт-те что.
Лана произнесла это с запальчивостью, которую раньше за ней Стерхов не помнил. Почему-то именно эта запальчивость уколола его чувствительней всего, ему захотелось заорать что есть мочи, невзирая на соседей, открытую лоджию – невзирая ни на что:
«Хватит! Я не хочу больше слушать эту патетику, эту помпезную блажь про настоящую женскую дружбу! Она меня выводит из себя, бесит!!! Я не знаю и знать не хочу, что это такое! Мне плевать!»
Но вместо этого он лишь взглянул на часы, молча взял со стула брюки и принялся надевать их.
– Ты уже уходишь? – спросила Лана после короткой паузы.
– Надо поработать с картами. Между прочим, вчера мне чудом удалось заполнить дневник перед самым носом следователя. В карте того, кто заживо сгорел в пламени.
Девушка встала перед ним, уперев кулачки в бока. Поясок халатика развязался, между полами Илья разглядел полоску бедра.
– Я помню, ты рассказывал… Ужас, конечно, кошмар, но… Это ты к чему?
– К тому, что все надо делать вовремя. Чтоб не краснеть потом, не изворачиваться, как уж на сковородке. Надо признать, я ненавижу это делать, но вчерашний конфуз – как бы звоночек мне, знак судьбы, чтобы я обратил внимание. Чудом удалось избежать… осложнений.
– Похоже, тебе, – задумчиво произнесла она, провожая его до прихожей, – не понравился мой рассказ про Зину… Хотя… что в нем такого? Ты ее знаешь? Вы знакомы? Вместе работаете?
– При чем здесь твой рассказ?!
Он быстро обулся, отрывисто чмокнул любовницу в щеку и выскочил за дверь. Лифтом решил не пользоваться – почти бегом кинулся вниз по ступенькам. На одном из этажей остановился, уперся лбом в стену и с размаха врезал кулаком по закрытой двери лифта.
Откуда такая невезуха?!
Ведь так хорошо с утра начиналось! И – на тебе!
Вроде, все просчитал, а такой мелочи не учел. Сейчас из-за нее он мог потерять обеих женщин!
Это ж надо – так вляпаться! Подруги они, видите ли!
Как-то Лана еще не догадалась, о ком Зинаида вела речь! Может, супруга и имя озвучила? А что, в это Илья мог поверить запросто. Зинаида его зовет либо «мой остолоп», либо «моя бестолочь», либо, в минуты наивысшего творческого подъема, уж совсем по Газманову, – «безумие моих мыслей шальных». Надо признать, последняя «кликуха» Стерхову нравилась больше всего.
Лекарства фирмы «Зибера» продвигались не очень.
То ли у населения сформировалась определенная предвзятость к подобным методам их распространения, дескать, тебе, доктор, платят за то, чтобы ты их нам втюхивал, вот и пей сам; то ли сам Стерхов был недостаточно убедителен в этом самом «втюхивании», и его пациенты, словно в каждом из них на мгновение просыпался великий театральный режиссер, мысленно произносили сакраментальное «Не верю!» и решительно отодвигали предлагаемые флаконы подальше от себя.
Но главную причину подобных отказов доктор прострелил, когда вышагивал в свой кабинет по коридору поликлиники мимо сидящих пациентов и до него случайно долетели несколько обрывков фраз, которыми «больничники» делились друге другом.
