– Ты решил подразнить меня какими-то непонятными бумажками? – хмурюсь и пытаюсь приглядеться к конвертам, но на них нет ни единой подсказки к разгадке того, что же все-таки находится внутри.
– Вполне понятными, Плакса. Это ведь из-за них ты в прошлую нашу встречу осыпала меня проклятиями.
Теперь его дерзкая ухмылка бесит меня сильнее.
Я могу закрыть глаза и мысленно сосчитать до десяти для успокоения, но мне больше нравится другой вариант.
Пожалуйста, отключите камеры секунд на двадцать, чтобы я могла раскрасить его щеку. А заодно можно выключить свет – так у меня не будет лишних свидетелей, но попасть я все равно смогу, потому что воздух между нами точно заряжен каким-то адским свечением.
– Откуда они у тебя? – я на секунду представляю, что мне не нужно налаживать отношения с Ладой, не нужно вспоминать всю ту чушь, которой я могу ее впечатлить, а половина зазубренного, честно говоря, уже выветрилась, и тело охватывает приятным теплом.
Это почти так же сладко, как внезапная отмена контрольной в школе, результаты которой повлияют на годовую оценку. Почти. Только лучше в стократном размере.
– Я всегда мог достать то, что ты хотела.
– Это все же серьезнее воздушных фонариков в три часа ночи.
До сих пор не знаю, где Кир их тогда взял, но уже через полчаса моего внезапно озвученного желания мы стояли на улице и делали ставки на то, чей фонарик быстрее преодолеет высоту пятиэтажного дома.
– Ты ведь понимаешь, Полин, что я не отдам их тебе просто так? – спрашивает с издевкой, медленно тянет слова, чтобы я могла осознать истинный смысл.
А я совсем не удивлена.
Чего-то такого следовало ожидать, потому что в настоящей взрослой жизни альтруизму не место.
– Что тебе нужно взамен? – я пристально слежу за выражением на его лице, и мне совершенно не нравится, как оно уходит в сторону чего-то темного и порочного.
– Поцелуй меня, Плакса. Здесь и сейчас.
Кир только что отнял конфетку у ребенка.
Я начинаю судорожно вспоминать основные направления странной современной живописи, воспроизвожу в голове картины, которые Лада недавно приобрела, потому что моя надежда рухнула после слов о поцелуе и мне придется вернуться к первоначальному плану.
Делаю вид, что мне плевать на эти чертовы приглашения, пожимаю плечами и спокойно обхожу слегка растерянного Кира. Он не торопится меня останавливать, но его взгляд неприятно жжет спину.
– Мама! – в меня врезается маленький вихрь, я опускаю взгляд и вижу растрепанного запыхавшегося мальчугана с цветными карандашами в руках. – Мама! – настойчиво повторяет малыш, и мне не остается ничего другого, кроме как взять на руки эту потеряшку в милом зеленом комбинезончике.
– Где твоя мама, зайчик? – поправляю его челку, которая упрямо лезет мальчику в глаза.
– Дай его сюда, Плакса. Ты сложишься пополам от такого веса, а у парня будет шишка на лбу, – Кир отнимает у меня ребенка, я хочу возмутиться, но почему-то внезапно эта грубая забота становится приятной. – Ты чей такой, пацан?
– Мамин.
Ну, с этим не поспоришь.
Мы с Киром смотрим друг на друга, пока малыш крутит карандаши в руках. Мне кажется, со стороны эта картинка похожа на идиллию счастливой семьи – я прикусываю щеку изнутри, потому что в носу начинает щипать.
– Передний карман, Плакса. Возьми их, – Кир кивает на свою грудь несколько раздраженно. Я обожгу себе пальцы, если прямо сейчас прикоснусь к нему.
