– Пусти-и! Срублю-ю!..
Пелена дурманной ярости медленно сходила с глаз Степана Тимофеевича, он снова осмысленно кинул взор на ненавистные черные стены кремля и вновь оживился.
– Добро, казаки! Валите дрова, покудова тот толстый боров сам не загорится! Ай да славно воевода придумал! Видел я дураков всяких, но таких, чтоб сами себя поджаривали, попервой вижу! Валите, братцы, не жалейте! Половину синбирского острога спалим в кострище, а жареного воеводу на завтрак себе добудем!
– Только бы успеть до прихода воеводы Борятинского! – эта тревожная мысль постоянно билась в голове Михаила Хомутова, который переживал и за казаков на валу под стрелецкими пулями, и за своих стрельцов-самарян, которым с часу на час предстоит биться с рейтарскими полками настырного князя Борятинского.
Казаки взбодрились словами любимого атамана – коль так не получается, батько решил взять воеводу по-иному! И снова потекли вверх вереницы бревен, досок, связки разного хлама, который может гореть. Пламя в промежутке между валом и кремлем вздыбилось настолько, что стало лизать сосновые стены, задымились нижние комли, еще малое время – и полыхнет кремль, как полыхает в лесу костер, сложенный опытной рукой промысловика пушниной.
На стене кремля забегали. Стрельцы кричали что-то, свешиваясь глянуть вниз, а казаки тут же стали ловить их на прицел и бить из пищалей. Вновь заработали пушки в боковых башнях, две из них, перекалившись, рванули и покалечили пушкарей. Роман Тимофеев, с опаленными на голове кудрями, чудом остался жив.
– Ага-а! Запахло жареным! – не сдерживая радости, выкрикивал атаман Разин, горячил коня, словно настал уже миг пустить в сражение отборную казацкую конницу, в которой, к сожалению, тоже было так много новоизбранных ратников.
Со стен на бревна стали лить воду, а потом, притащив невесть откуда добытые огромные парусиновые куски, свесили их со стены и принялись беспрестанно поливать, чтобы не затлелись бревна. Степан Тимофеевич поднял глаза к небу, потом обернулся – на востоке уже алело, еще малость – и наступит светлый день. Ну, что же, и день не помеха поджаривать воеводу в его кремле!..
С правой стороны показались три верхоконных. Они гнали по темной дороге, не жалеючи ни себя, ни лошадей.
«Неужто?» – нехорошая догадка резанула сердце Михаила Хомутова и он тихо шепнул Никите:
– Позри, вона от Свияги скачут.
– Вижу! Ты думаешь, от атамана Мишки Ярославцева?
– Не иначе. Вона, Степан Тимофеевич навстречу Лазарку послал.
Действительно, гонцов уже заприметили и тут же к ним поскакал не кто иной, как ближайший помощник атамана Разина Лазарка Тимофеев. Съехались, поговорили, не слезая с запаленных коней, потом все вместе приблизились к Степану Тимофеевичу.
– Борятинский к Свияге подходит, батько, – негромко сообщил Лазарка. – Он уже в десяти верстах от нас. Что делать будем? Как бы рейтарскими полками не ударил по стану прямо с ходу.
– Эх, черти его принесли опять не к часу! Чтоб ему на день задержаться! – и к вестникам повернулся, а на их лицах пыль залепила все морщины, так что и распознать трудно, кто какого возраста. – Всей силой подходит?
– Атаман Ярославцев велел сказать, что впереди идут конные рейтары, пешие в телегах едут, весьма поспешно, должно, прознал воевода Борятинский о приступе к кремлю.
– Старая лиса! Он словно чует, где ему быть надобно! – Степан Тимофеевич поискал глазами, нашел Михаила Хомутова. – Сотник, пошли Никиту на насыпной вал передать Ромашке Тимофееву, чтоб бросал того Милославского и людей бы укрыл в острог. Надобно спешно идти встречь Борятинскому. Скверно получится, ежели он к кремлю проскочит. Московские стрельцы за месяц, поди, крепко поизъелись и припасами потратились, долго не устояли бы супротив войска нашего! – Проследив немного за побежавшим на вал Никитой Кузнецовым, подал знак казакам отойти от кремля и накормить овсом коней.
