Кей встал и походил по комнате, стараясь не топать: перегородки между кельями были совсем тонкими, а монахи вставали еще до восхода солнца, тратя на сон всего несколько часов. Да, причина дурного настроения Кея была в другом.
Он кинул взгляд на лежащее на столе письмо. Короткие рубленные строки. Марцелус всегда писал кратко и по существу. А за последние полтора года их переписка и вовсе стала напоминать служебные записки, коих Кей немало читал на службе. Дружба ушла? Канула безвозвратно, поменявшись на осторожное общение людей, которым есть, о чем промолчать, чтобы окончательно не оборвать и эту тоненькую ниточку душевной связи? Кей поморщился. Это не его вина, отнюдь, но от аккуратных строчек письма Марцелуса весь год веяло скованностью, виной и даже страхом. Нет, страхом не перед Великим Дознавателем Авалакалона, а страхом перед человеком, который в любой момент может потребовать смыть нанесенное ему оскорбление. Смыть кровью.
Но это письмо было другим. То ли беспокойство за свой город, близких и друзей, то ли какая другая причина, но что-то заставило Марцелуса отбросить осторожность в обращении. И несмотря на короткость письма, оно напомнило Кею те многочисленные искренние послания, которыми они обменивались в молодости, а потом и в более зрелом возрасте. Пока Марцелус не совершил ошибку. Непростительную. И непоправимую.
Марцелус просил о помощи. Просил приехать в Криспин. Начиная читать письмо, Кей склонялся к тому, чтобы и в самом деле послать кого-нибудь из Приказа, чтобы помочь городским дознавателям расследовать дело. Пока не прочитал последнюю строку: «Приезжай, друг, прошу!» И эта приписка, наверняка тяжело давшаяся Марцелусу, заставила Кея сжать зубы, а потом выругаться и вскочить с места. Заходить по келье. Он поедет? Сам? Нет, сегодняшний день был и так ужасным, а теперь еще и это письмо… Кей прислонился лбом к оконному стеклу и закрыл глаза, вспоминая сегодняшнюю казнь…
Девчонка была совсем молоденькой: лет шестнадцати на вид. Конечно, ведьмы часто выглядят моложе, умея поддерживать колдовством иллюзию красоты и молодости. Но эта была еще к тому же несмышленышем. Она попалась совершенно случайно. Редкая удача для дознавателей. Поймать ведьм, умеющих открывать порталы в другие миры за считанные минуты, было делом практически невозможным. А эта попалась. Проход вдруг закрылся, растерянно объяснила ведьма тогда Кею, хлопая глуповатыми глазами на чумазом лице. Девчушка вызвала тогда у Кея лишь брезгливость пополам с жалостью. И он бы, наверное, после допроса отнесся к ней помягче, но…
- Ничего себе! - после осмотра присвистнул Аллан, помощник Кея. - Пятнадцать переходов.
Девица непонимающе переводила взгляд с одного дознавателя на другого, но Кей уже знал — это был приговор. Дальше было стандартное расследование, которое, к сожалению, ничего интересного не принесло, потому что ведьма, увы, была непроходимо глупа, выполняла чужие поручения, и в какие-то важные дела ее не посвящали. Неудивительно, хмыкнув, заметил тогда Аллан.
Потом по традиции ведьму передали инквизиторам: для душеспасительных бесед и подготовки к казни. По опыту Кея, обычно усилия инквизиторов пропадали втуне, но те продолжали нести свое тяжелое бремя во имя человеколюбия.
Кей не должен был сам приезжать на казнь. Подобные приглашения он частенько получал, но обычно делегировал честь участия в подобных зрелищах кому-нибудь из подчиненных. Но в этот раз это явилось удачным поводом, чтобы покинуть столицу. Ведь монастырь Святого Эскина находился буквально в двух часах езды от родового замка Кея.
