Быстро ретировавшись, он повторил слова песни еще громче.
– Во-ба-ДО! – еще одна пара коротышек пала на землю, лишившись конечностей.
Последним оказался капитан Эйдов, ловко увернувшийся от импульса. Он подбежал к юноше, саданул кулаком в железной перчатке тому по лицу и выбил из рук саблю. Следом он ударил того головой в грудь и парень упал на землю. Схватив клинок, капитан навалился на жертву сверху и начал прижимать его к шее юноши, давя на тыльную, не заострённую часть оружия.
Парень, лёжа, остановил лезвие в нескольких мгновениях от смертельного удара, схватив его своими руками. Ручьи крови стали течь по серой коже вниз, по направлению к локтям. Эйд яростно пыхтел, пытаясь закончить это как можно быстрее. Посмотрев в глаза юного Дзына, он ожидал увидеть страх. Но там была ярость, a на губах сияла улыбка.
Протяжная песня вырвалась из его уст, a клинок засиял еще сильнее, чем раньше. Воздух вибрировал и становился густым. Эйд хотел отпрянуть, но не смог. Он оцепенел. Голос юноши становился громче, разносясь хором по округе. Страх, теперь, наполнял сердце капитана. Он испытывал сильнейшую боль.
Кожа на его лице начала трескаться, прогорать и улетать, словно пепел. Выпученные глаза лопнули, забрызгав ужасное гневное лицо парня. Белая кость черепа обнажилась перед тусклым светом солнца и Эйд обмяк. Подоспевший Саэалай откинул его тело и вырвал саблю из окровавленных рук сына. Песнь смерти прекратилась. Юноша потерял сознание.
Деревья опустили тяжелые лапы ветвей над водой, словно бы желая испить прохладной влаги. Мерное течение реки колыхали всполохи от погружаемого весла. Ладья рассекала зеркальную гладь.
Тонкая рука водила пальцами по резным символам на её бортах. Саэхор читал замысловатую историю в дереве, лишь слегка касаясь его.
Глаза юноши были закрыты, но не очень плотно, и свет солнца дразнил нежные веки. Лучи с большим трудом пробивались сюда через мощные кроны, оставляя тени как последствия сражения.
Его рука погрузилась в прохладу воды. Живность не испугалась его, a наоборот, приняла как своего. Мальки десятками и сотнями крошечных точек облепили его ладонь, будто бы стараясь высмотреть что-то в серых линиях, прорезавших кожу. Юноша с облегчением выдохнул – свежесть влаги уводила боль – шрамы глубоко сидели на дланях Саэхора, хотя и затянулись рубцами и давно не кровоточили.
Музыка лечила всё. Кроме потери.
Саэхор раскрыл глаза. Перед ним, на носу лодки, сидел его отец. Он был облачён в красно-белый кунтуш, подпоясанный широким кушаком. На коленях у него покоился Эвренсаль – чуть ли не главная ценность в народе Дзынов. Такое имя носил редчайший, выполненный руками настоящего мастера-ваятеля, музыкальный инструмент. Он, словно та сабля, что покоила также среди поклажи на дне ладьи, усиливала вибрации и ритмы сердца исполнителя, но направляла их в другом направлении.
Эвренсаль был создан для того, чтобы созидать и творить, воспевать и отдавать почести.
Инструмент внешне походил на некую смесь лютни и волынки. Он стоял вертикально, нижней частью упираясь в колени, между которыми был зажат специальный рычажок. Далее Эвренсаль поднимался наверх, обязательно вплотную касаясь груди Дзына – так он принимал вибрации сердца, усиливая их и преобразуя в музыку. Несмотря на то, что пальцы Саэалая перебирали лишь струны, коих было целых двадцать четыре, но инструмент звучал одновременно как барабан, флейта и еще целый ворох музыкальных причуд. Правой ногой Дзын выбивал ритм, усиленный в настоящий бой набата. Продолговатые трубки, тянущиеся из тела инструмента, отвечали за духовые.
