Антракт закончился. Прозвучал третий звонок. Все расселись. Вышли два исполнителя (фоно, виолончель), сели и… При первых же рыках, грыках и грохах, Антон Львович, извиняясь перед женщинами, в бешенстве вылетел из зала. Вслед неслись неврозы, шизофрении, эпилепсии… «Что будет на оркестре?!!!..»
– Расскажи, расскажи еще что-нибудь, пожалуйста. – Однажды Гермес признался Посейдону, или Посейдон сказал Гермесу, что не против переспать с Афродитой. В общем, Гермес заложил тогда Гефесту о том, что его жена трахается с Аресом. Ну, Гефест выковал тонкую, невидимую сеть, и повесил её над кроватью. И когда Арес с Афродитой легли, сеть упала и накрыла их. Не помню, что было потом. Вроде, Гефест никак её не наказал. – Еще, еще расскажи… еще… Мне так хорошо, когда ты рассказываешь. Ах-ах… – Да, бедный хромоногий Гефест. – Почему? – Как почему. Его, так сказать супруга, сношается с кем ни попадя, а он от неё ни одного ребенка не имеет. Может даже ни разу её не пользовал. Не помню, как от других, но от Гермеса у неё был ребенок – Гермафродит. Родился в озере, в Египте. – А…а…ах… ах… еще… еще… – Была там нимфа одна, которая в него влюбилась. А он, такой товарищ, – равнодушный. Ну и упросила богов, чтобы превратили её в воду того озера, где он купался. Чтоб, хоть таким образом, соединялась бы с ним, обнимая его своим телом – водой. – А…а…да… да… да… еще… еще… а…а-а-ах… ах… ух… х…х… фух… фух… ух… ух… у-у-у… ух… х…х… – Что, хорошо, зайцам. Да? – Да… хорошо… – Ну и славненько. Толстопопые зайцы с большой мокрой писькой, любящие морковку. Зайцы любят морковку? Да? – Да… – Вот и хорошо… Слушай, я подумал, может возьмем фарш, и ты сделаешь котлеты. А? – Давай. Только мне печенку. – Это почему тебе печенку? – Мне нужно гемоглобин восстанавливать. – Тогда и мне надо гемоглобин восстанавливать… Ну что, зайцы, нужно вставать, готовить завтрак и так далее. – Угу… – Ну так, слезай. – Сейчас… Я еще хочу. – Ну, знаете ли… Слезай, слезай…
Утром ты встаешь вместе с ней, и пока она занимается туалетом, готовишь ей завтрак. Затем, провожаешь к метро и возвращаешься. Уже по дороге домой ты успеваешь её забыть.
Дома: зарядка, душ, чтение, яичница, чай с бутербродом. В город. До вечера в смене дел ты совсем не вспоминаешь о ней, будто её не было с тобой, нет сейчас в этом городе, не будет рядом вечером, ночью. Но ты чувствуешь, что уже нет в душе щемящего одиночества, уныния пустой жизни, нервной затаенной дрожи за будущее. Да, нет в тебе и восторга любви, нет еще неостывшего тепла ласок, нет радостного ожидания встречи, предчувствия долгого счастья вместе. Ты словно вне времени и вне пространства. В твоей груди покоится тишина, разливая мерный жар по всему телу. В тебе не звучат мысли (или ты не замечаешь их). Твой взгляд не стремится в глубь витрин, в глубину лиц, в высоту зданий, в высоту неба. Ты словно в сонных чарах без сновидений. Ты сам видение для других. Некто, покупающий лимон, едущий в метро, говорящий о делах. «Ты любишь меня?» – спрашивает она. «Люблю», – отвечаешь спокойно ты, предлагая ей желанное. – «Очень, очень?» – Ты отводишь взгляд. Тебе приятно решать с ней общие проблемы, обсуждать покупки. Тебе приятно представлять себя семьянином, мужем этой женщины – твоей жены. Но выходит она, – и нет её. Всё было представлением, может лишь твоей фантазией. Может будет еще. Но дремотная теплота покоя, наполнившего тебя, напоминает об отсутствии былого одиночества, пустоты, страха. Она ушла. Но вернется. Может, для того, чтобы уйти навсегда, или навсегда остаться.
