И если смерть – это старуха с косой, а зима – пузатый весельчак с мешком подарков, то злость – это Влад.
– Вот так, – закончил свой рассказ Пересвет.
– Это не повод бросать обход, – процедил Влад сквозь зубы.
– А что ж тогда повод?
– Повода нет. Любой повод бросить обход это проявление слабости. Что? Домой захотел? Захотел папину сисю, молокосос?
– У вашего отца сцеживалось молоко? – спросил Бажен Нежданович. – Удивительно.
– Ничего у него не сцеживалось! Влад, послушай, меня прокляли и…
– Настоящего ратника не должны волновать такие мелочи.
– Это не мелочь!
– Для маленькой плаксивой девочки, может быть.
Все мечники не от мира сего, – подумал Пересвет. – Наверное, от скуки. Но Влад… и как он только дожил до своих лет с таким-то норовом?
– Я уеду, как только Бажен Нежданович решит мою проблему.
– Ты уедешь сейчас.
– Нет.
Маленькие глазки сузились. Маленькие кулачки сжались. Маленькие ноздри раздулись от возмущения, но маленькое чувство самосохранения не отказало. Завяжись драка, попасть Пересвету по лицу Влад смог бы только стоя на табурете.
Дерзкая фраза про то, что большой шкаф громче падает, как правило, произносится в отсутствии поблизости больших шкафов.
– Не хочешь повиноваться, сопляк?
Закипая от злости, Влад издал звук. Похожий звук слышится из лесной чащи, когда старый лось одновременно страдает насморком и одышкой.
– Я забираю у вас ведьмины вещи! Это собственность Рати! – Влад двинулся к столу сторожа.
– Не трогай лампу! Это опасно!
– Не неси чушь.
Действительно, не неси чушь! – проснулся Голос Лампы.
– Воевода решит, что с этим делать.
– Нет! Не отдам!
Пересвет крепко схватил мечника за плечо. Влад остановился.
– Ой-ой-ой, – тихонечко проскрежетала Белолюба, схватилась за веник и изобразила бурную деятельность.
– Одноухий, ты совсем охуел?
– Послушай, Влад. При других обстоятельствах, я б с тобой не спорил. Ты старший и все такое прочее. Но сейчас мне не до шуток. Я проклят.
– Стало быть, укрываете от Белой Рати нечистые вещички?
– Не совсем так, – сказал Бажен, не отрываясь от рисования. – Мы ведь тоже ратники. И, кстати, эта книга для меня действительно очень любопытна. Я хотел бы оставить ее у себя на некоторое время.
Влад попытался уничтожить Пересвета взглядом. От натуги его глаза выкатились. Еще чуть-чуть и они повисли бы у него на щеках, как у поникшей духом улиточки, но искривить пространство ему все равно не удавалось. Пересвет не возгорался, не старился, не сворачивался в клубок и не проваливался сквозь землю.
Раздался треск, с которым валится от бури вековой дуб. То шумели зубы Влада.
Спорить со сторожем мог только сам Воевода. Такая вот немного странная иерархия.
Из сторожки Влад выбежал молча. То ли задыхался от гнева, то ли нечаянно вывихнул себе челюсть. За ним тянулся шлейф ярости. Поднеси сейчас ромашку к тому месту, на котором только что стоял мечник, так та почернеет, схватит нож и убежит разбойничать на большой дороге.
– После обеда я разошлю письма в Колоярск и Межилесск, – сказал Бажен. – Война закончилась совсем недавно. У них наверняка должны были остаться пленные ордынцы.
– Спасибо. Можно я подожду здесь?
– Конечно.
– Вы будете мешать Бажену Неждановичу! – возразила Белолюба.
– Не будет.
Перепалка с Владом лишила Пересвета последних сил. Он вернулся на лавку, сел и спустя минуту забылся сном.
Снилась ему мешанина из недавних событий. Хозяюшка с добрыми морщинами, матрешки, люлька в поле, черноволосая девочка в поле, странный человек со спущенными штанами возле сторожки…
