Ратники спешились.
– Доброй ночи, – поздоровался Пересвет.
– Доброй-доброй, мои вы золотые, – Бахтало поклонился путникам в пояс. – С чем пожаловали? Судьбу свою узнать желаете, али с медведушкой силой померяться? А может быть, есть настроение покутить?
Какой стереотипный цыган, – подумал Пересвет Лютич.
Слово «стереотип» это анахронизм! – недовольно подметил Голос Лампы.
Слово «анахронизм» тоже анахронизм, – парировал ратник.
И впрямь… Челом бьем, квашня, коромысло! – сказал Голос.
Охальник, полоз, беспроторица, – добавил Пересвет. Тут же им обоим стало гораздо спокойней.
– Нам нужно поменять лошадей, – сказал Бажен Нежданович.
– Да без проб…
– Это очень срочно, – перебил сторож. – За нами погоня. Нас хотят убить.
– А-а-а, – протянул Бахтало. – Вот оно что.
Пересвет Лютич устало заплакал, а хитрый цыган вооружился улыбкой. Причем, в прямом смысле этого слова. Золотая сабля зубов с лязгом покинула губные ножны.
– Лошадей поменять, говорите. Это можно.
– Отлично, – сказал Бажен. – Денег мы с тебя не возьмем.
– Чего? – опешил цыган.
– Считай это жестом великодушия.
– Э-э-э…
– Бажен Нежданович, – Пересвет взял себя в руки, – отгадайте загадку. Под каким деревом волк пережидает грозу?
– Под дубом?
– Нет.
– Под елью?
– Нет.
– Клен?
– Нет.
– Вяз?
– Нет.
Озадаченный Бажен Нежданович уставился в темноту.
– Что происходит? – спросил Бахтало.
– Бахтало! – прокричала из шатра его жена. – Шандор кинул твой сапог в костер! Иди, вытаскивай!
– Женщина, я занят!
– Так, – сказал Пересвет, убедившись, что сторож погрузился в себя чуть более чем полностью. – Давай договариваться.
– Давай.
– Нам нужно поменять лошадей.
– Сорок целковых и по рукам.
– Сколько!? – возмутился Пересвет Лютич. – Да мы за двадцать взяли тройку с телегой и оснасткой!
– Раз так, то можешь попытаться найти дешевле. Например, где-нибудь там, – Бахтало махнул рукой в сторону ночного поля.
– Понятно.
– Ай, как славно, что всем все понятно! Так что? Выводить лошадок?
– У нас… нет денег.
– Ну-у-у, мой ты золотой, так дела не делаются.
– Послушай, я понимаю что грех не нажиться на чужом горе. Но у нас правда нет денег. Совсем.
Молчание – это такая штука, которая постоянно норовит повиснуть. А иногда, повиснув, она начинает напрягаться. Особенно когда разговор заходит в тупик.
Вот и сейчас. Молчание взяло, да и повисло. Напряженное, как собака с полной пастью горячей нуги.
Прошло с полминуты, перед тем как залихватский свист насмерть резанул это противное висячее молчание. Никто не свистел. Это цыган втянул носом воздух.
– Да, денег у вас действительно нет, – подтвердил он.
– Видишь, я тебе не вру.
Еще один свист.
– Зато, могу поклясться, пахнет каким-то самоцветом.
Свист.
– А если точнее, рубином.
Нет-нет-нет, – завторил про себя Пересвет Лютич, – только не это. Только не рубин. Без него мне не протянуть даже до рассвета.
– Бахтало! – уже совсем недовольно прокричала из шатра Земфира. – Ну-ка иди сюда немедленно!
– Да что опять случилось!?
– Лучше подойди, чтобы я не кричала на весь табор!
– Я не могу! Говори уже!
– Как скажешь! В твоем сапоге запеклась блевотина! Воняет жутко! Я его выкидываю!
– Женщина, угомонись наконец! И прекрати тревожить меня по пустякам! Я пытаюсь работать!
– Работает он! Говорила мне мать, что я с тобой горя нахлебаюсь! Права была!
– Заткнись уже!
– Сам заткнись!
Бахтало крепко зажмурил глаза, как если бы он несколько часов кряду провел за книжкой. Покачал головой. Сплюнул.
