Козырев сел на землю, сложив руки на колени, и, прищурив глаза, посмотрел на небо. Солнце припекало, словно и не восемь утра было на часах, а середина дня, когда столбик термометра в такое время года достигает сорока градусов.
– Товарищ следователь! – окликнули Козырева из толпы.
Козырев обернулся, пытаясь рассмотреть сквозь солнечные лучи кричавшего. Это была женщина, полноватая, невысокая, в халате, поверх которого был надет фартук. Она приблизилась, насколько было возможно, остановилась и произнесла:
– Я знаю, кто это.
– Кто это сделал?
– Нет. Кто в камышах. Вот смотрите, тут в газете нашей.
В восемь утра заходивший в здание отделения милиции сотрудник обратил внимание на заплаканную женщину, стоящую у входа.
– С вами все в порядке?
– Я звонила, а мне сказали ждать. Я не могу больше ждать. Я всю ночь искала. Я всех подруг обзвонила. Всех, понимаете? А мне ваши говорят ждать!
– Ничего не понимаю. Чего ждать?
– Вот и я не знаю.
– Успокойтесь и объясните толком, что случилось.
В этот момент из отделения вышел другой сотрудник и включился в разговор:
– У женщины дочь с танцев вчера не пришла. Она ко мне сейчас в окошко подходила. А я ей говорю, что мало времени прошло. Может, загуляла, сейчас молодежь такая…
– Она не такая! – прервала его женщина. – Она не такая! Она у меня не курит и не пьет. Никаких парней у нее нет. Я ее вот только в этом году стала отпускать на танцы. И только в субботу! А вчера ее не было на танцах. Я даже боюсь представить, что произошло!
– Я вас услышал. Успокойтесь. Пойдемте со мной в кабинет. Киселев, возвращайся на место, там вон в дежурке телефон разрывается.
В кабинете Тамара немного успокоилась, надеясь, что нашелся человек, который ее выслушает и примет заявление. Мужчина усадил женщину за стол и попросил рассказать все с самого начала. Но едва Тамара приступила к рассказу, зазвонил телефон.
– Алло. Ну! То есть без сомнений? Да я за бланками заехал. Меня из дома дернули. Дежурный я сегодня. Ладно, скоро буду. Погоди… Молодая? Волосы какого цвета?
Женщина, насторожившись, сжала в руках носовой платок и сквозь слезы проговорила:
– Это насчет моей Ани? Да? Не молчите. Умоляю.
– Да… нет, вы давайте вот попейте водички и напишите все. Вы мне скажите только, сколько Ане лет?
– Ей в мае шестнадцать исполнилось. Она у меня самая…
– А волосы? Цвет как у вас?
– Нет. Я крашеная. А Анечка не красилась никогда. Все хотела, глядя на подруг, но боялась испортить. Она у меня светленькая. Волосы длинные, светло-русые.
– А вчера, вы говорите, она пошла на дискотеку?
– Да. Как обычно ушла, часов в шесть. В субботу я ее отпускаю в это время. Она к подружке обычно заходит. У той косметики разной много, вот они там и красятся. Но сейчас все красятся в таком возрасте. Я не возражаю. В обычные дни она только реснички подводит. Танцы вроде как в девять начинаются.
– А с кем ходит? Подруг ее вы знаете?
– Знаю конечно. Я же им в первую очередь и стала звонить. Как только поняла, что задерживается, сразу стала звонить! Но они сказали, что на танцах ее не было, представляете. Но вот Наташа, это ее подружка близкая, сказала, что видела ее у «Гудка». Это…
– Я знаю. Там вся молодежь собирается. Пиво на розлив продают. И колбаску продавцы режут под водку, если попросить. Но я не к этому. Просто место известное.
– Вы знаете, я даже ночью туда пошла. По дороге встретила своего бывшего ученика. Он мне помог искать. Возил меня по городу.
