С заявлением и фото погибшей Козырев тут же направился обратно к себе в кабинет, читая на ходу: «…Кравцова Анна Романовна, 15 мая 1983 года рождения… была одета в белую майку и юбку с завязками, на которой изображены желтые лимоны…» «Будто лимоны бывают другого цвета», – подумал он про себя. Уже возле самого кабинета Козырев поглядел на фото погибшей. На него смотрела совершенно юная красавица, от которой так и веяло целомудрием и чистотой.
Спрятав все в карманы брюк, следователь открыл дверь, извинился за свое отсутствие и продолжил допрос:
– Наташа, а вот вы встретились у «Гудка» вечером, верно?
– Да. Она подошла, поздоровалась и ушла.
– А днем вы виделись?
– Нет. Мы не виделись днем.
– Мама Ани утверждает, что она ушла около шести часов вечера. Обычно ведь это время до начала дискотеки Аня проводила у тебя?
– Раньше было такое, но потом нет.
– А когда последний раз у тебя была Аня?
– Кажется, на День молодежи.
– Так это же в июне, получается. Месяц тому назад?
– Ну, получается, да.
В их диалог вклинилась мама Наташи:
– Аня действительно была у нас последний раз давно. Да и Наташа сейчас дружит с другими девочками. Аня была в июне – это я точно помню. Я тогда еще печенье пекла. Чай они пили. Соседские девочки у нас были. Они потом все пошли в городской парк на праздник. Но больше Аню я у нас не видела. Встретила ее как-то с мамой на рынке и все.
– Хорошо, Нина Константиновна. Я с вашего позволения задам еще один вопрос вашей дочери.
– Я вам говорю, у нас Ани не было.
– Я это услышал. – Козырев немного повысил голос, а потом спокойным тоном обратился к Наташе: – В тот вечер у «Гудка» Аня была одна?
– Да. Она была одна.
– Хорошо. Можете идти.
Женщина с дочерью вышли из кабинета. Козырев подошел к открытому окну и взял в руки пачку сигарет, но отложил ее в сторону и вынул из кармана листок с фотографией. Мысли в голове не могли собраться в кучу. Козырев вернулся к столу и только собрался прочитать протокол допроса, как вдруг зазвонил телефон.
– Алло. Да, Игорь, слушаю.
– Алексеевич, были у соседки погибшей – вроде как они общались, друг к другу ходили, но, как утверждает девчонка, давно уже не было такого тесного общения. Мол, последний раз на речке вместе были в середине июня. Про последний месяц ничего не знает, да и вообще редко видела Аню.
– Понял. Странно это все. Никто ничего не видел. Я так понял, что третья в списке контактов тоже ничего не знает?
– Я сам с ней не общался, но мать ее по телефону ответила оперативнику, что дочь вообще к бабушке уехала и понятия не имеет, где Аня и чем занималась этим летом.
– Не понимаю я ничего. Будто весь июль Аня сама по себе была. Так ведь не бывает. Она же матери говорила, что идет к подружкам. На танцы. С кем-то же она общалась?
– И складывается ощущение, что все эти подружки знают с кем. Но говорить нам об этом не хотят. Мекают, словно ягнята.
– Да, так и есть. Тут сидела близкая подруга сейчас у меня. Приходила с матерью. Мать не давала ей толком ничего сказать. Все одно твердила: ничего не знаем, ничего не видели. И еще одна странность есть, пока не могу ее объяснить.
– Какая?
– Ты ведь в воскресенье утром встретил мать погибшей у входа, когда та обратилась в дежурку и оставила заявление?
– Да, но там даже не заявление, а так, данные по девочке.
– Ну да. В частности, описание, в чем была Аня в тот вечер – в юбке с лимонами. Ты мне сам об этом потом сказал.
