– И ты поверил! Ужасно! Это совсем на тебя не похоже!
– Ты смотришь, Леночка, с позиции Белинского, который считал ревность низменным чувством. А ты с позиции бабушки посмотри. Дело было почти верное – я терял тебя. Ты же бегала к нему. В тот подъезд.
– В какой подъезд? – Она густо покраснела. – Господи! Ты видел, как я… Как ты не умер?..
– Может, и умер бы. Но перед этим я мог натворить дел.
– Как права была бабушка… «Сэра Пэрси» не смей отдавать, он мой, я его люблю. Ах, это я столько времени тебя терзала!
– И сейчас ведь продолжаешь…
Она опять тяжело повисла на нем.
– Все вижу. Ничего не выманишь. Придет время – узнаешь все.
Сам же он, между прочим, так и не открыл ей одной тайны – его и Ивана Ильича Стригалева. Тайна совсем не касалась Лены и настолько была серьезна, охраняла такие важные ценности, что он даже ни разу и не подумал о ней. Как будто ее совсем не было.
В два часа дня он прибежал на обеденный перерыв. У него теперь был свой ключ, он отпер дверь и, вешая пальто, закричал:
– Жена-а! Женка! Супруга!
В квартире было тихо. Он ворвался в первую комнату. Нет, он, оказывается, не испил еще всей своей чаши. Похоже, что она без дна. Он увидел стол, накрытый для одного человека. Около тарелки белел поставленный стоймя, согнутый пополам листок: «Обедай без меня. Я скоро приду. Целую».
Он сел около окна – ждать. Ждал сорок минут, час, полтора часа и шептал: «Этого ей не следовало бы делать».
Потом вскочил и, схватив пальто, хлопнув дверью, побежал по лестнице вниз, понесся по двору, по улице – назад, в учхоз.
В его комнате в финском домике стоял Краснов и задумчиво глядел на стоявшие перед ним на стеллаже чашки Петри и длинные узкие ящики с землей. Федор Иванович уже знал: спортсмен смотрел на чашки Петри только для виду. Он в это время втягивал и отпускал прямую кишку и считал.
– Уже пикируете в ящики? – спросил Федор Иванович.
Краснов кивнул – боялся сбиться со счета.
– Это те семена?
– Ага…
– Старик поделился?
– Пять пакетов увез, а один велел высеять.
– Блажко не видели?
– Она не пришла сегодня. Ее аспиранты искали…
Когда после работы он открыл дверь сорок седьмой квартиры, Лена – ласковая, мягкая – вышла ему навстречу:
– Почему не обедал?
– Где была?
– Позволь мне не отвечать. Позволь, хорошо? Не хочу тебе врать.
– Хорошо…
Он молчал. Она не отходила от него. У нее теперь появился, стал постоянным проникающий в душу долгий взгляд. И еще: она стала, проходя мимо него, со специальным усилием опираться, повисать на нем. Однажды, когда они вместе подошли к окну, она вдруг тяжело – специально – наступила ему на ногу. Ловя его взгляд, сказала:
– Ну улыбнись же, а то я скоро подохну. Так страшно смотришь. Улыбнись, кому говорят! Я живу от одной твоей улыбки до другой.
В этот вечер они легли рано. Наступила их вторая ночь. Долго молчали. Потом она сказала:
– Ты что, забыл, что около тебя лежит твоя любящая без памяти жена? Ну-ка поцелуй ее. Еще…
– Завиральный теоретик – вот ты кто, – сказал он, обнимая ее, и она счастливо засмеялась.
Мужчины по природе своей получают от жизни больше, чем женщины. Многие и пользуются этим преимуществом на сто процентов. А настоящий мужчина должен подняться еще на одну ступень – к сверхпреимуществу. Оно состоит в том, чтобы время от времени отказывать себе, притом в существенном. Конечно, в пользу обойденного, но скрывающего обиду друга – женщины. Не скользить легкомысленно по лугу наслаждений. В этом – сверхвысота.
