Но ребенок!
Короче, состоялся крупный разговор с Петром Кузьмичом. Со слезами, битьем саксонского фарфора, примирениями. И слезами радости! А главное – снова как бы канул в Лету Лориной памяти исторический эпизод из биографии Васютина, из-за которого он, подлинный стратег и служака, столько лет оставался полковником. Хоть и на генеральской должности…
И наконец, прямо к победному финалу Сталинградской битвы в Москву – не менее победоносно! – въехала Мария Никитична. Но уже не Озерова, а также Васютина…
Она сразу взяла бразды правления в свои руки. Большая васютинская квартира засверкала под ее крепкими и все умеющими руками.
Но главное – ее внук! Ее чудо! Копия ее погибшего сына. Они так и стояли перед ее глазами – два родных лица. Лица обоих погибших – мужа и сына…
По каким-то самым высшим законам естества они снова начинали жизненный круг. Она прижимала к себе крохотное детское тельце, закрывала глаза и мысленно благодарила Господа…
Когда Павлик смотрел на сидящую у стола дородную, прекрасно одетую – с большими гранатовыми серьгами и старинным, тяжело-золотым, тоже гранатовым браслетом, смеющуюся до слез, то и дело прикладывающую к глазам батистовый платочек, подтрунивающую над Павлом Илларионовичем, обнимающую Павликову мать, то никак не мог понять: почему мать всю жизнь жалела Марию Никитичну?
– Ну как же! Она же совсем одинокая. Ни мужа, ни сына…
– А Коленька, внук?
– Они теперь Марии Никитичне внука только раз в год показывают! Лорка и Кузьмич ее.
Анна Георгиевна не любила ни самого Петра Кузьмича Васютина, ни тем более Лорку. Павлику даже казалось, что мать не жаловала и глупенького, кудрявенького, избалованного Коленьку. Хотя отдавала должное, что Васютин, а вернее, Элеонора выбила бывшей жене врага народа малюсенькую комнату на Первой Мещанской. А потом устроила ее швеей в привилегированное военное ателье.
А уж дальше Мария Никитична сама пошла! Ее золотые руки, умение ладить с людьми да просто талант портнихи и вывели ее «в люди». Закройщица кремлевского ателье – это большой человек!
Мария Никитична рассказывала (конечно, шепотом, взяв слово, что никому-никому!), что от экземы на нервной почве жена Берии вынуждена заказывать все платья только на шелковом шифоне. Да еще с одной примерки! «Прикоснуться к ней – ни-ни! Нельзя ни в каком случае! Хоть что тут делай».
Рассказывала, какие халды дочь и жена Кагановича. Какой фасон им ни предлагай – всё как на корове седло!
П.П., тогда мальчик, не интересовался этими ее рассказами. А ведь она бывала и в квартирах первых лиц. Самых первых! А ему бы схватить кусок пирога со стола и быстрее во двор, к ребятам!
Теперь бы он, наверно, о многом бы порасспросил Марию Никитичну.
В его памяти остался один рассказ – как она приехала к молодой паре. Юной жене привезла два первых наряда. Ее встретил тридцатисемилетний молодой министр – симпатичный и уважительный. Как радовалась первым в ее жизни парадным платьям его жена – почти девочка!
П.П. даже запомнил, что одно было из зеленого лионского пан-бархата. А второе – из французского креп-жоржета с парчовыми вставками.
Юная супруга была в положении. Но все равно – так хороша была в ярких, торжественных, даже роскошных нарядах!
Мария Никитична по привычке даже прослезилась.
– Такие молодые оба! Такие красивые!
«Сам» настоял, чтобы закройщицу доставили домой на его персональном автомобиле.
