Тишина в зале, фамилия, тяжелый вздох, печальный выход.
– Остальные работают фронтально!
Эту фразу мы еще долго после школы вспоминали и хохотали.
Потому что ничто не могло сравниться с тем облегчением, когда ты понимал, что сегодня ты фронтально работаешь, а не стоишь, как на эшафоте, возле доски.
Тамара Алексеевна тоже была очень с нами близка.
Насколько ей позволяли ее строгость, постоянная занятость и болезнь.
Кажется, уже тогда она боролась с серьезным недугом, потому что было видно, что человек страдает.
Мы даже толкали друг друга ногами под столом и кивали, мол, видишь, плохо. И вели себя поприличнее, если могли.
Тамарочка Алексеевна, простите нас, дураков.
А вот еще один фантом!
Еще одного имени не помню, но вдруг вспомнила, что был человек!
Мы как раз только приехали. Прям вот с поезда, первая неделя, может, в школе, только Эрик пригрел да Оксана пальцем погрозила, а тут – внеклассное чтение.
Учительница русского языка и литературы.
Ей же нужно было понять, что за человек в классе появился. И чтоб не пытать по школьной программе, потому что что-то могло быть упущено при переезде, мне предложили рассказать о книге, которую я прочитала последней.
А я прочитала!
В то время моим проводником в книги была мама (да и сейчас порой).
Она-то мне и «подсунула» Катаева с его воспоминаниями в прелестной книге «Разбитая жизнь, или Волшебный рог Оберона».
Такое сложное название и такое волшебство внутри!
Книга до сих пор значится моим фаворитом, и перечитывала я ее несколько раз, и даже купила «тот самый экземпляр», какой у меня был в детстве, 1983 года, потому что прежний сожрала Геенна Огненная.
Так вот, про урок.
Я принесла с собой книгу как подтверждение, что это правда такое название, я не придумала. Ну и вдруг попросят что-то особое зачитать.
А класс-то новый. И все такие смотрят – ну-ну, скажи-ка нам.
И я такая, большой любитель аудитории (нет, если спеть, то я пожалуйста!).
Словом, оказалось не так страшно.
Нужно было только начать.
«На самом деле книга – не про разбитую жизнь». И все. Дальше аудитория была моя. И меня не хотели отпускать (оваций не было), и просили дальше-дальше, и в итоге, что самое интересное, выяснилось, что учитель-то наш не читал! Не знал, что у прекрасного и великого Катаева есть такое произведение.
В общем, стала я в минуту героем.
И класса, и учительницы, и русского языка, в частности. Во веки веков!
Александра (Александра!)
Вот «русички», конечно, преобладают в моей памяти. Что-то это да значит, наверное.
Александра (я честно не помню отчества) так и значилась у нас – Александра (р-р-р можно было сделать подлиннее и повыразительней). Не напрасно имя было дадено.
Масштабировать если человека (физически), раза в 4 увеличить, вполне б на полководца потянул. А духа, стойкости, решимости и силищи управлять не занимать было этой даме микроскопических размеров. Ну не выше 1.50. И глаза. Мы говорили «рыбьи» – светло-светло-голубые, яркие, с прицелами-зрачками! Очень страшные глаза!
А еще вместе с именем!
Зато русский язык все знали на «5», так-то!
Александра вела у нас русский недолго, какой-то период.
Что-то там не срослось с командировкой другого преподавателя, и поэтому.
Мне кажется, что не полный год мы учились с нею.
А потом приехала Вера Юрьевна.
Вера Юрьевна и Зинаида Ивановна (физики и лирики)
Вернее, наоборот. Верочка Юрьевна – лирик, а Зинаида Ивановна – физик (т.е. математик). И вот насколько эти два преподавателя были дружны и близки друг другу, настолько я не могла определиться никогда, умная я или все же красивая.
