– Я непременно передала бы ей слова вашей благодарности и побаловала бы её чем-нибудь вкусненьким во время нашей следующей встречи, если бы не одно но: я не верю в сказки. Вы отдаёте себе отчёт, где Южный Урал, а где ваша Чечня? Да она физически не смогла бы преодолеть это расстояние.
– Тот же самый вопрос я слышал пять минут назад, только из уст Алексея. Вижу, что зря трачу время. Вот ведь партизаны, а!
Рита фыркнула и отвернулась.
– Ладно, друзья мои, давайте поговорим о приятном. – Перед нами вновь стоял командир, пришедший проведать подчинённого.
Он поднял с пола и поставил на кровать сумку и запустил в неё руку.
– Простите, что делаю это в госпитале, а не на плацу перед строем отряда. Как говорится, дорога ложка к обеду. Поэтому разрешите мне от лица командования за личное мужество и героизм, проявленные при выполнении особо важного задания… Сиди, сиди, не вставай, – осадил он меня, – вручить майору Головину Алексею Максимовичу орден Мужества. – Командир извлёк из сумки коробочку, раскрыл её и, немного повозившись, прикрепил орден мне на тельняшку. – Поздравляю!
– Служил Отечеству! – отчеканил я, боковым зрением заметив, что Рита вытирает слёзы.
– Приказ о присвоении тебе очередного воинского звания – майор – пришёл в тот злополучный день. Поэтому… – рука командира вновь нырнула в сумку и извлекла на свет божий шитые золотом майорские погоны к парадному кителю, скреплённые бумажной полоской, – позволь вручить тебе и их.
– Спасибо! Только ни к чему мне теперь всё это.
– Что значит «ни к чему»?! С дядей Ваней на Двадцать третье февраля и на День победы форму будешь надевать. – Рита села рядом со мной на кровать. – И на свадьбу наденешь. И возражения не принимаются. – И, не обращая внимания на Олега Геннадьевича, страстно поцеловала.
– А ещё на День ВДВ и День войск специального назначения, – отвернувшись, добавил Замятин, утопив руку в сумке. Из неё он извлёк бутылку коньяка «Белый аист». – Из старых запасов, между прочим. Надеюсь, стаканы у вас найдутся?
– Да вы что, ему же нельзя! – возмутилась Рита, обнимая меня.
– Совершенно с вами согласен. Но если очень хочется, то можно!..
– Олег Геннадьевич, спасибо за телеграмму, – окликнул я командира, когда спустя полчаса, попрощавшись с нами, он выходил из палаты.
– За какую телеграмму? – Он замер в дверном проёме.
– Разве не вы отправили телеграмму деду о том, что я в госпитале?
– Признаюсь, порывался сразу после трагедии сделать это. Но решил не тревожить старика раньше времени. А потом, когда нам сообщили, что твоё состояние стабилизировалось, решил, что ты сам сделаешь это, когда посчитаешь нужным.
– Всё равно спасибо за всё!
– О чём ты говоришь?! Ладно, пора мне. Счастливо оставаться! – Махнув нам на прощание, он вышел из палаты (оставив принесённую им сумку, которая всё-таки оказалась моей).
– Пойду провожу. – Рита выбежала следом за командиром.
Минут через пять она вернулась и, закрыв за собой дверь, улеглась рядом со мной на кровать. Я как ни в чём не бывало продолжал лежать, отвернувшись к окну, разглядывая фотографию с Марго, сделанную накануне моего поступления в военное училище.
– Лёш, а ты кого больше любишь: меня или Маргоху? – Рита прижалась ко мне.
– Нашла о чём спросить. – Я повернулся и обнял её.
– А всё-таки?
– Разве можно сравнивать любовь к животному с любовью к тебе?
– Я тоже её люблю.
– Я это понял, когда увидел, как ты, гипнотизируя командира, неохотно отвечаешь на его вопросы.
