Все, что до этого поцелуя было – все ночи с мужем, да и мое падение с самим Ратмиром – не считается. В его руках я снова чистая, невинная девочка, мечтающая о первом поцелуе.
- Ты ведь пожалеешь об этом, - шепчет Ратмир, на миг отрываясь от моих губ. – Лучше останови меня, девочка, - снова короткий поцелуй, за которым я тянусь, как за глотком желанного воздуха. – Прогони меня сейчас – и я уйду. Прогони меня…
Не прогоняю, тяну в дом, и Ратмир послушно идет следом, но его послушания хватает на несколько секунд. Миг, и я оказываюсь на его руках, и парень взбегает по лестнице, и ногой открывает дверь в первую попавшуюся комнату.
Вжимаюсь в его сильное тело, и снова притягиваю к себе для поцелуя. Дикая потребность в его прикосновениях, в его грубоватой ласке, лишь возрастает. Я словно и не жила вовсе, лишь сейчас рождаюсь из пены морской, делая выбор: будь что будет.
Время замирает в этой бесконечной вечности, в которой лишь я и он. А затем ускоряется, подгоняемое рваными движениями, которые я встречаю с первобытным экстазом – одним на двоих.
Мысли в порошок стерты, чувства обнажены.
- Еще, - прошу Ратмира, и он сполна дает мне то, что необходимо, как воздух.
Снова, и снова, и снова. Позволяет, наконец, почувствовать себя женщиной, а не безликой тенью. В комнате темно, но глаза мужчины я вижу, и в них бушует тот же шторм, что и в моих.
- Ратмир…
- Сейчас, маленькая, - шепчет, и погружает меня в дикий экстаз.
В сумасшествие, которое прекратить бы. Краем сознания я понимаю все: что нужно оттолкнуть, что попроси я Ратмира уйти из моей жизни – сейчас он согласится.
Оденется, и уйдет. Выполнит мое желание, ведь сегодня моя ночь.
Но он жизненно мне необходим. И прогнать его сейчас – это как анестезии лишиться во время операции на сердце.
Смертельно.
- Ты цветами пахнешь, - Ратмир лежит рядом, и шепчет. Руки его на моем теле – гладят, ласкают, метки оставляют. – Цветами, и молоком. Вкусно. И сама ты вкусная.
- А ты пахнешь костром.
Я тоже шепчу, не хочу разбивать нашу тишину, это кажется кощунственным. Почти святотатством. Впервые за долгие годы я чувствую себя в невесомости счастья. И пусть я мокрая от пота, пусть простыни измяты, и на них следы случившегося – это такая шелуха.
- Красивая девочка. Какая же ты красивая, - он тянется ко мне, снова нависает, придавливает своим телом, и его голод резонирует во мне.
Уже светает, а мне все мало – его, себя, нас.
Еще хочу. Чтобы всегда так: лежать рядом, любить его, кричать от наслаждения, губы кусать, пытаясь сдержать стоны, которые все-равно срываются, идут из самого нутра. Тихо глупости шептать, и в глаза его смотреть – они тоже говорить умеют лучше любых слов. И ласкать умеют, в негу погружать, в пучину.
Но этот проклятый рассвет!
Никогда не думала, что возненавижу солнце. Оно, пока еще неяркими розовыми бликами из-за горизонта, освещает одну из гостевых, в которой мы устроились, и неприкрыто демонстрирует мне… нет, не разбросанные вещи, а меня саму.
Как на ладони.
- Я же говорил, что пожалеешь. Тебе стоило меня прогнать, - Ратмир все по моим глазам понимает.
Вот только я не жалею, не такая я лицемерка, чтобы причитать и кричать, что я не такая. Не жалею, и это самое ужасное, что мне ни капельки не стыдно за случившееся.
Стыдно перед Тимуром, которого предаю не в первый раз, но за любовь свою не стыдно.
- Ратмир…
Морщусь от приятной, ноющей усталости во всем теле, и поднимаюсь с кровати. Нужно объясниться с ним, нужно просто поговорить.
