Не знаю, сколько времени проходит, но всех медсестер и врачей, заглядывающих в палату я клекотом прогоняю, сатанея от ярости, которая и не думает утихать. Она лишь разрастается, превращаясь не в слепое чувство, а в холодную злость. Которая выхода требует, и я знаю, на кого она обрушится.
- Не сдох еще?
Открываю глаза, и смотрю на Ратмира. Непонятно, зачем здесь нарисовался: стоит у стены в развязной позе, и бьет своей молодостью и силой мне под дых. Специально приперся, чтобы поиздеваться надо мной.
- Я тебя переживу, сопляк. Переживу, прожую и выплюну.
- Жаль, - паясничает. – Вошел в палату, а ты лежишь, только свечи в руках не хватает. Вот и понадеялся.
- Зачем приперся?
Он молчит. Лицо нечитаемое, вызывающее даже, а в глазах растерянность: сам не знает, зачем пришел. Мерзко, но ублюдка своего я всегда понимал лучше, чем его припадочная мамаша – слишком он на меня похож. И как-то легче становится, по-настоящему хорошо от того, что Ратмир сейчас в том же состоянии, что и я.
Ярость его душит. И наша злость фамильная, от отцу к сыну передающаяся вместо ложек и сервизов.
- Я жду. Либо говори, либо проваливай!
- Женушка твоя меня выставила, - цедит сопляк. – Пришел сообщить тебе радостную новость: то, что ты не смог сделать, твоя Вика легко исполнила. Жить я у вас не буду.
Разворачивается, и выходит.
Неужели за этим приходил? Зная Ратмира – вряд ли, но чихать мне на него. Своим неурочным визитом ублюдок оказал мне самую огромную услугу в своей жизни, и услуга эта искупляет его появление на свет.
- Машина прибыла, Тимур Давидович. Больше ждать нельзя, если вы по-прежнему хотите дома долечиватьтся, - в палату заглядывает Иосиф, и ждет, что я прогоню его.
Но я остыл уже, оклемался.
- Я готов. И послушай меня внимательно: никаких анализов ты не проводил, ясно? Уничтожь их. Я не бесплоден, понятно?
- Но…
- Намек ясен? – с нажимом спрашиваю. – Счет свой пришли моему помощнику, он премию отправит. А ты сотрешь из моей карты данные о бесплодии.
Одним ублюдком больше – какая разница? Пусть рожает, я и слова против не скажу. Земля моей станет, мать моей женушки скоро окочурится, а отец следом за ней уйдет.
А затем Вика получит свое.
ВИКА
- Я сам дойду!
Стою на крыльце, и наблюдаю привычную картину, как мой муж по своей любимой привычке терроризирует всех вокруг. Вот и сейчас он отказывается сесть в кресло, и идет к дому сам.
Подозреваю, что нельзя ему еще ходить.
- Я рада, что ты дома, - подхожу к мужу, беру его под руку, чтобы незаметно придержать, и целую.
В щеку, как брата.
- А уж я-то как рад, - Тимур улыбается мне, и переводит взгляд на живот: - Ты точно в положении?
Киваю ему рассеянно, и тяну к дому.
- Пока тебя не было, я семейного врача вызывала. Беременность подтвердилась, - говорю мужу.
За этот день многое произошло: я снова изменила тебе с твоим же сыном, попросила его уйти, и решила жить дальше. Это ведь не любовь! Невозможно так просто полюбить человека, совсем не зная его: какие книги читал, что любит, что ненавидит, о чем думает.
За время замужества я много таких девушек, как я видела – тех, кто замужем за человеком гораздо старше. И эти молодые жены ведутся на молодых инструкторов, на тренеров, на начинающих голодных актеров. Видят молодых, дерзких и сильных, и головы теряют.
Да только не любовь это, а похоть.
- Ну и как ты справлялась без меня? – Тим садится на диван, а прибывший с ним врач начинает мерять мужу давление. – Ратмир тебя не обижал? Ян говорил, что у вас с ним проблемные отношения.
