– Сенька, ты!
– Гришка! Как же ты здесь?! – отозвался он.
Сенька бросился ко мне на встречу, подскочив с табуретки.
– Да нормально. А ты где сейчас живешь? Почему из деревни уехал?
Мы сели за стол. Голос Сеньки изменился. Счастливые нотки сменились печалью и задумчивостью.
– Да, понимаешь, Гришка, как отца в сорок первом убили, так мы с матерью и переехали в другую деревню, там в то время спокойнее было…, – начал он.
– У меня ведь тоже отца убили, на фронте, через две недели после начала войны, – произнес я, тяжело вздохнув.
– Ладно, хватит о грустном. Мы с тобой после стольких лет, наконец, встретились и начинаем грустить.
– И то, правда, – согласился я.
После некоторого раздумья я спросил:
– А Сашка не знаешь где?
– Какой Сашка?
– Да не какой, а какая. Ну, Сашка! Не помнишь?! Да как же это? Ну, Сашка Давыдова?
– А-а, Сашка. Так бы сразу и сказал.
– А я про что?
– Она сейчас в соседней деревне и живет. Тринадцать километров от моей где-то.
– А-а, понятно. А Мартын?
– Вот про него ничего не знаю. Знаю только, что уехал он, а куда и где сейчас не ясно. Да Мартын всегда особенный был.
– Воображал много, – отозвался я.
– Да не в этом дело. Мы его понять не можем, да и никогда не могли, потому, что другой он, не такой, как я, ты, Сашка. Характер у него другой, понимаешь?
– Да…, – задумчиво произнес я.
И мы погрузились в воспоминания. Я увидел свою деревню, то время, когда мы все вчетвером жили по соседству: я, Сенька, Сашка и Мартын. Было тихо и спокойно. Раннее утро, солнце только появилось из-за горизонта, его ярко красный диск бросает яркие лучи на поле, отчего оно приобрело красноватый отлив. Воздух свежий, чистый, он наполнен ароматами луговых цветов, высохшего сена и ароматной земляники. В воздухе слышится жужжание шмелей, ос, в траве трещат насекомые, порхают бабочки, перелетая от цветка к цветку. Вот одна из них села мне на голову, когда я прогуливался около дома. Как прекрасно вокруг! Ощущается утренняя прохлада, от которой мурашки пробегают по всему телу, звонко поют птицы, а сандалии промокли от росы, выпавшей еще с вечера, и эта влажность чувствуется даже в воздухе. Вот начала свой отсчет кукушка, но я не стану считать, сколько лет мне осталось жить, ведь давно известно, что правды она не скажет, я лишь буду наслаждаться ее звонким голосом и утром, столь прекрасным в этот ранний час. Пять утра. Возможно, читатель задастся вопросом, что я делаю так рано на улице? А мне не спится. Когда лучи солнца только, только заблестели в моем окне, я наскоро оделся и выбежал из дома встретить это прекрасное утро. Мне семь лет. Я стою в яркой панамке с вышитым цветком, темно-зеленых штанишках и яркой рубашонке.
– Гри-и-шь! Гри-и-ша! – раздался голос мамы.
– Что, мам? – закричал я в ответ, увидев ее у калитки.
– За тобой Саша и Семен пришли, на улицу зовут. Пойдешь?
Я, не отвечая, бросился к калитке, оббежал дом и уже через мгновение оказался во дворе, где меня ждали мои друзья. Сашке было семь лет, а Сеньке шесть.
– Побежали в футбол играть! – предложил Сенька.
– Побежали! – согласился я.
И мы помчались на поле, что расстилалось прямо перед нашим домом. Мы гоняли мяч, бегали, кричали, часто попадая друг другу по ногам, отчего Сашка часто плакала и уходила домой, но в этот раз все обошлось только ушибленной коленкой. Саша села на траву и долго терла ее рукой. Мы остановили игру и стали ждать, когда она вернется. Вдруг она подняла глаза и, показав рукой в сторону, сказала:
