БЕС ПАНИКИ. Краткий путеводитель по мне, если в вашей Вселенной обрушилась сеть - страница 2

Дорого.

Но, для себя ведь, любимого…

За меня заплатило издание. Изданию умереть как понадобилась моя умеренно-ироничная статья про постаревших и разбогатевших хипстеров, отчаянно цепляющихся за лохмотья прошедшей молодости.

Я сидел за столиком клубного кафе третий час и понимал, что чужие деньги потрачены зря. Не выйдет статьи. Я просто слушал Старика.

Ему было, наверное, под семьдесят. Ботокс, ослепительные имплантаты во рту, упражнения и загар делали его шестидесятилетним, но, казалось, что шамкает печальная мумия. Наверное, неверная полутьма кафе играла шутки. Полу-тьма (полу-свет?) от листвы каштанов, в которой бодрые молодящиеся существа пили фрэши и минералку.

«Теперь-то я понимаю, что ему просто было страшно лежать там – в темноте, одному – долгие годы и десятилетия. Может быть, века.

Я спустился к нему и заговорил, впервые, возможно, за тысячу лет, и зажёг свечи. Хотя, какие свечи! Они сгорели за секунды! Я просто не гасил фонарик и слушал, слушал, пока не разрядился аккумулятор. Тоже ненормально быстро, будто тот, кого звали когда-то «несущим свет», пил теперь этот свет и выныривал на поверхность бытия на жалкие минуты.

Бедный, уставший, старый божок.

Он называл себя Демиургом. Хвастался, что создал этот мир и… кажется, он путал себя с Богом… наверное, он просто был очень стар. Чудовищно стар. Ему так надоело умирать в одиночестве забытого жертвенника. Не сказал, почему его занесло так далеко на север, но, перед тем как уснуть вновь – подарил мне это».

Мой собеседник протянул холёную, мускулистую и загорелую руку и я, ощутив на миг сухую старческую кожу подрагивавшей ладони, принял маленький кулон для ключей – медный молоток. Уже потускневший.

«Демиург сказал, что не надеялся с кем-то ещё поговорить, готовился к вечной одинокой агонии, а тут спустился я. Он выпил свет и теперь ему совсем не страшно, и он хочет сделать мне подарок. Тихо смеялся в темноте своего склепа, что не может подарить мне все царства мира, но… Он рассказал, что когда создавал всё (а подразумевалось, ВСЁ), то работал по эскизам, иногда возвращался на несколько шагов назад, чтобы поправить и, конечно, оставлял… оставлял калитки. Хихикал, что «бэкап» люди придумали сами, но к людям-то уж он точно приложил руки.

Надо было подвешивать кулон на серебряной цепочке, и тот начинал указывать наковаленкой на ближайшую «калитку».

Потом, потом я ушёл. Слишком страшно было оставаться с потухшим фонариком в пыльной тьме и слушать затухающий шёпот умирающей вечности, впадающей опять в свой тысячелетний альцгеймер.

Мне было сорок шесть, я зашёл во тьму уверенным в себе состоявшимся мужчиной с несколько необычным хобби, а вышел неофитом потустороннего знания, сжимавшим в руке дар вечной жизни».

– И, Вы теперь – бессмертны?

Я улыбнулся и, вторя мне, Старик тихо засмеялся.

«Не совсем. Я попробовал в первые же выходные. У меня была намечена поездка в Ригу, и именно в ту сторону указывал кулон. Далеко ехать не пришлось.

Всё случилось просто. В прибалтийском медленном снегопаде я остановил машину, отцепил от зеркала заднего вида цепочку с кулоном, вышел на опушку февральского леса и прошёл, оставляя следы на мокром снегу между двух холмов. Всё.

Вернувшись к дороге, я не обнаружил автомобиля и только через пять минут замешательства заметил на себе свою старую «школьную» куртку времён юности, давно сожжённую на дачной помойке. С восторгом ужаса ощупал я свою голову, лицо, всего себя – двадцатилетнего подростка, отправившегося на выходные через ещё не закрытую границу ещё пока не независимого государства. В кармане были какие-то деньги, выданные отцом, в Домском соборе ждали однокашники-студенты и девушка, на которой я скоро должен был жениться (эскиз мира не убивал меня-старого, но, исподволь, дополнял мои воспоминания, оберегая от безумия повторного проживания жизни – от перманентного дежа вю)».