Бесценная жизнь - страница 2

Сколько бы вся семья Думцевых ни пыталась решить проблему со здоровьем Светланы, самого страшного избежать не удалось. Гориславе тогда было десять лет. Это произошло дождливой июльской ночью. Слабость долго преследовала здоровье старушки, наращивала свою мощь, давила на несчастную и, в конце концов, оказалась намного сильнее. В последние время девочка чувствовала волнение насчёт чего-то страшного, и каждый раз, когда переводила взгляд на маму, внутри возникала дрожь и слёзы хотели выбраться наружу ни с того ни с сего. А за несколько дней девочке чудилось, что в скором времени перестанет видеть, прикасаться, говорить с дорогим человеком, но она не понимала, почему, и едва ли была способна осознать свой страх возможной потери. Она же была уверена, что они всегда будут вместе, никто и ничто не сможет их разлучить, никто из них не уйдёт, не пропадёт навсегда! Что-то бесовское не давало ей покоя днями и ночами, как бы Горислава ни пыталась отвлечься прогулками, игрушками, играми и беседами с курами, гусями и коровами, но разделить свои страхи со своими пожилыми родителями не решалась, так как не хотела лишний раз тревожить их. И вот она проснулась с тревожностью в глазах и на сердце и потопала в спальню родителей. Перед ней появилась пугающая картина: Иннокентий, будучи слишком встревоженным, сидел рядом с лежавшей Светланой с лекарствами в руках. Старушка была совсем бледной и тяжело дышала. Горислава крикнула «Мама!» и подбежала к ней.

– Мамочка, что с тобой? Тебе плохо?

– Милая моя, не переживай так, – со слабым смешком ответила та.

– Надо докторов вызвать, папа!

– Нет, не нужно докторов. Они ничего не сделают, – возразила снова Светлана.

– Знаешь, Света, хватит этого самолечения и равнодушия к своему здоровью! – слезливо ответил Иннокентий. – Я вызываю скорую.

Старик живо встал с кровати и побежал за телефоном в соседнюю комнату.

– Что ты говоришь, мама? Почему доктора ничего не сделают?

– То и говорю, милая. Мне уже сколько лет… Совсем ослабла я.

Светлана взяла ручонку дочери и продолжила:

– Гориславочка моя, ты же помнишь, что мы всегда тебе говорили? Папа и я будем рядом с тобой, что бы ни произошло и где бы мы ни были. Можно не только видеть и слышать, но и чувствовать нас, чтобы осознавать, что мы рядом.

Веки старушки всё утяжелялись, а голос утихал.

– Я вот-вот отправлюсь туда…

– Куда, мама? Куда? – спрашивала Горислава, чуть ли не крича, и вместе с этим её слёзы текли ручьём, а страх усиливался.

Тут в спальню вернулся Иннокентий и вновь приблизился к жене.

– Врачи скоро приедут.

Но Светлана будто не слушала мужа и, ласково посмотрев уже на него и взяв второй рукой его руку, сказала:

– Я скоро отправлюсь туда. Но не горюйте, прошу вас. Я продолжу быть рядом с вами, и вы будете чувствовать моё присутствие.

– Нет, не говори так! Ты бредишь, моя дорогая. Это пройдёт.

– Нет, любимый, нет, я знаю, что говорю. Поэтому и прошу вас: живите спокойно и счастливо. Я буду и далеко, и близко одновременно. Я всегда буду с вами, всегда буду любить, оберегать и присматривать за вами, мои хорошие. Вы только не печальтесь. Мы всегда будем рядом друг с другом. Потом вы сами в этом убедитесь.

Но Горислава не до конца поняла слова своей мамы, в отличие от Иннокентия, не способного что-либо возразить жене после таких её слов. В следующее мгновение руки старушки опустились на кровать, глаза окончательно закрылись, а её грудь перестала подниматься и опускаться. Увидев маму уже без дыхания и с холодом по всему телу, девочка почувствовала ещё большую, пронизывавшую насквозь дрожь, из-за чего последовала странная физическая боль. Горислава испытала потрясение от окончательного осознания того, что не покидавший её страх, который казался ей необоснованным, странным, приводившим в замешательство и давившим на мозг, воплотился в реальность. Дочь крепко обняла свою маму в попытках согреть её, разбудить. Но согревалось разве что лицо старушки, так как прямо возле него находилось горячее и влажное детское личико. К большому несчастью, Светлана уже не была способна отреагировать на беспомощный крик собственного ребёнка. Иннокентий, тоже потрясённый тем, что видел и что отказывался осознавать, не раз прикасался к жене, звал её, пробовал обмануть себя тем, что это его сон. Но, увы… Горькое и трагичное событие без какой-либо жалости ранило сердца двух прекрасных людей, пошатнуло их сознание.