Бесконечность - страница 7




то я пятипалый, кровавейший оттиск


оставлю царю на расквашенном лбу…

Черепки – 74


Зачем же Иуда вдруг предал Иисуса


всего лишь за 30 монет от отцов,


коль был казначеем монетного груза,


хотя мог украсть у апостолов всё?



***



В тюремной больнице наплыв и аншлаг.


Есть повод для членовредительств до скотства.


На завтра задание выдал ГУЛАГ -


наряды на шахты опасного свойства.



***



Ворочался ночью, почти не спалось,


аж боли с утра по всему организму.


Наверное, бил меня Бог, даже в нос,


за чтение книги "Виват атеизму!".



***



Кайфует он сам по себе или с кем-то,


играя в чуть бежевых, алых цветах;


растёт рукоятка, свисает, как лента, -


красивый отросток внизу живота.



***



Адептом религии парень не стал,


хоть много искал средь походов, исканий.


Он вдруг атеистом внезапно восстал,


как только прочёл басни "чудо"-Писанья.



***



Чужу средь тупых, одиозных фигур,


используя ласку, интриги, что с лестью.


Я – шут, лицедей и делец-балагур,


что хочет на мягкое тронное место.



***



Клади же в мой рот отработанность пищи.


Раскрой половинки и сморщенный лаз.


Я – ров, ненасытная, белая ниша.


Я – верный помощник, пустой унитаз.



***



Мой новый будильник – шумы самолётов,


летящих с приказом на вражий редут.


Они в частоте смертоносных полётов


крушат невиновных, мне спать не дают.



***



Тут царь несогласных упрячет в тюрьму,


богатым прибавит невольников, сумм,


холопов же ввергнет в бесцельность, суму,


чтоб труд направляли на грузы, не ум.



***



Опять кривожопый стрелок промахнулся.


Попал во всю белку, а вовсе не в глаз.


Обрызгал картечью и дробью, и сдулся.


Испортил весь нужник, фаянсовый таз.



***



Весь год пропаганда кого-то клеймит,


словесно линчуя и клацая пастью.


И значит, желает измять и убить


во имя жирующей, алчущей власти.



***



Буржуи имеют лихву от наваров


и крутят царями, законов винты,


живут припеваючи, жаль, что без дара.


Лишь только рабочие вечно бедны.



***



Рассорив различные ветви славянства,


использовав сотни коварнейших мер,


сожрав пастуха, что хранил их в альянсе,


волчары оскалились на ССР…

Заснеженный хутор в Великой войне


Деды и калеки в костюмах, мундирах,


в растоптанных валенках и сапогах,


на досках с колёсами и на шарнирах,


на целых, нецелых ногах и культях;



за ними отряд матерей и старушек


с отчаяньем, волей, без слабых речей,


держа в подчиненьи гражданские души,


скрывая безумнейший ужас очей,



а следом молочные правнуки, внуки,


какие от страха белы, словно мел,


какие не знают про пули и муки,


разрывы снарядов, жилищ или тел,



обычным набором простых добровольцев,


как будто святые по пенным волнам,


с лопатами, вилами, псами под солнцем


стремятся навстречу матёрым врагам…

Под обстрелом


Назойливый рой и клювастые стаи


парят и пикируют, смесью кружат,


вонзаются в жителей страшного мая


и больно кусают военный отряд.



От жара рубцы, волдыри и ожоги,


от пороха, гари чесотка и зуд,


от пепла и грязи испачканы ноги,


от взрывов порезы и вылетел зуб.



Вокруг мошкара из осколков и газа,


иголки, клыки от упавших гранат;


зубастые звери с намётанным глазом


нас ищут в потёмках, при солнце средь дат.



От них не укрыться плащами и в дзотах.


Напичканы сталью земля и филе.


Отравлен до судорог, жженья и рвоты.


Свинцовое жало минуту во мне…

Трудоголик


Я – божий посредник по стихописанью,


невольный подрядчик создания строк,


делец, дегустатор пикантных исканий.


А значит, что я кое в чём тоже Бог!



Старательный пахарь, поэт экстра-класса,


идущий по буквам и строчкам во мгле


за сильным, уставшим, прозрачным Пегасом,