секут противленцев, хозяев голодных,
штрафуют процентами всех должников,
грозят и стегают костлявых и потных,
иных выселяют из хилых домов…
Но всё же не слышно мятежных ударов,
протестов с оружием, искры войны,
петиций Сенату и Цезарю, барам.
Восстанем, когда уже станем смелы…
Ощущение ветра всеми органами чувств
Вникаю в порывы апрельского ветра,
вторжение в щели, штурмующий свист,
битьё о щитки из стекольчатой цедры,
в фанерный и форточный, выпуклый лист.
Он носится с буйством и нотами шквала
и мечется вольно от леса к окну,
от туч до земли, от бульвара до вала,
от улиц до стен, от помойки к стеклу.
Встревоженный слух созерцает движенье.
Дрожит предпоследний расшатанный нерв.
Взвихренья, удары, броски и круженья
уже причиняют деревьям пять жертв.
Невидимый демон буянит в пространстве,
врывается в сотни дверей и квартир,
несётся героем полётов и странствий.
Я чую его совокупностью дыр.
Селюсь я всё чаще под самою кровлей,
на верхнем, последнем, жилом этаже,
чтоб первым заметить цветную оглоблю,
не прячась, гулять и стоять в неглиже,
быстрей всех увидеть рассвет, оживленье,
узреть у заката финальный момент,
глядеть на все гнёзда, птенцов появленья,
взирать на раздельность всех облачных лент,
покой ощущать, уплывая в нирвану,
не слушать соседские топоты ног,
жить выше пороков, плебеев, обмана,
мечтать о высотах, где птицы и Бог,
смотреть на простор, неиспачканность неба,
не знать о пылинках, о рожах в тоске,
не ведать о лужах, о грязи и сцепах,
быть чище средь метров, на русском куске!
Отец, обнаживший наследника рода,
стыдит его хилость и малость яиц,
бесцельность и лень, молодую породу
среди подрастающих, выросших лиц,
в тиши наставляет мальчишку, потомка,
с детсадовских лет обрамляя, уча,
ведь всюду обидчики, твари, подонки,
живущие пьянствуя, хитро стуча.
Напором своим вразумляет сыночка,
напутствует крепким советом главы
и делится опытом, верою прочной
и пищей, устоями из головы.
Он учит давать обижающим, наглым
отпоры словесные, сдачу в лицо,
развиться всецело, не быть уже чахлым,
стать сильным, отважным и умным бойцом…
Порочные личности зырят, как крысы,
настырные морды таранят мой взор,
паскудники шастают кучками, кисло,
внося свою тупость, раздоры и вздор.
Пейзажи и грязь заражают, как чумка,
мою постаревшую плоть кобеля
и мажут суровыми красками думки,
и колют мыслишки, какие болят.
Повсюду галдящие губы и связки,
разлитая оттепель, кошек орда.
Удушливы дуги ремня, водолазки.
Высокая ширь тротуарного льда.
Машин номера – бесконечные числа.
Дюймовые ямы мешают ходьбе.
Шатаемый ветром и вихрями мыслей
я шествую снова к желанной тебе!
Зимой даже кактус цветёт умилённо.
Легко распускаю душевный цветок,
мгновенно уходят печаль, утомлённость,
когда тебя вижу в назначенный срок!
Наталии Воронцовой
Желаю книг, любви и ласки,
изведать страны, вкусы, страсть,
не знать боёв, брехни, опаски,
вкушать добро, тепло и сласть,
вершить дела и жить с семьёю,
не ведать бедности, нужды,
творить с любимой и родною,
не видеть бедствий и вражды,
вести беседы с лучшим другом,
учить российский свой язык,
вникать глазами, кожей, слухом,
не слышать слёзы, мат и рык,
трудиться, жить по гедонизму,
не быть в забвеньи и цепях
и не хочу в финале жизни
лежать и сраться под себя!
Наталии Воронцовой и Андрею Юхновцу
Татарский насмешник меня обозляет.
Плешивый служивший кичится умом.
Обритый сосед подхалимно вещает.
