– Что вы… – блондинка с негромким стуком ставит чашку на стол. – У них… непростые времена. Но ведь главное – чувства.
Я слушаю медовое вранье. Блондинка производит впечатление умной женщины: лишнего не сболтнет.
– Бедный Алекс… После того, что случилось, был сам не свой. Расправа, шрамы… – до меня доходит, она хочет сказать, что семья обвиняет в этом меня. – Отец сильно переживал, Алекс любимый сын. Но надейтесь, он оттает, я уверена.
Блондинка нервничает и пытается сгладить углы. Я долго вращалась среди таких людей. Я их знаю. Любимых сыновей не лишают наследства. Алекса послали следить за тем, как Толя распоряжается деньгами семьи. Он провалил задачу – из-за меня. Так они думают. Из-за меня накосячил, горел, чуть не погиб. Семья могла в нем разочароваться. Или здесь что-то глубже... Замужем за ним я не в безопасности буду, напротив. Я не хочу вызвать гнев семьи, но, видимо, придется стать странным козырем в руках будущего мужа в только ему понятной войне. У меня ничего нет. Ничего, кроме проблем и дочки – я не знаю, чем я могу помочь Алексу. Может быть, он действительно влюблен? Несмотря на мою ложь и оставленные шрамы? Он так хотел меня…
– А где его мама? – спрашиваю я.
– О-о-о, – из-за серьезного выражения лица становится виден возраст блондинки – лет пятьдесят. – Она трагически погибла, несчастный случай много лет назад.
– Сколько было Алексу?
К нам стучат.
– Простите! – блондинка вновь надевает маску оживленной радости, спешит к дверям, и впускает помощниц: визажист, парикмахер. Она рада поводу завершить разговор.
Девушки начинают колдовать. Волосы укладывают, закалывают шпильками с жемчужинами. Выравнивают мне тон, просьбу учли – в ход идут пастельные тона. Простой макияж подходит к платью и незамысловатым украшениям. Губы покрывают помадой натурального розового оттенка.
Я одеваюсь в ванной: комплект кружевного белья, белые чулки. Дохожу до подвязок, руки дрожат. Отсутствуя, Алекс подарил мне несколько спокойных дней. Но сегодня нас ждет брачная ночь.
Надеваю платье, выхожу и встаю перед зеркалом. Кто-то должен помочь с застежкой на спине. Это делает блондинка. Она непрофессионально ахает, увидев, что спина исполосована шрамами. Я не смущаюсь, ничего не объясняю, без эмоций продолжаю смотреть на себя.
Блондинка впервые теряет уверенность в себе. Застегивая платье, невзначай наклоняется и шепчет:
– Это Алекс сделал?
Ничего не спрячешь. По мне видно, что между нами нет любви. Она видит: что-то не так, невеста не похожа на счастливую. Может, даже знает, что меня должны были убить вместе с дочерью.
– Нет, – я качаю головой. – Не Алекс.
Она вздыхает от облегчения. Заканчиваем мы в тишине.
Мне поправляют фату, приносят букет невесты. Время к полудню. На мне нет лица: я бледная, напряженная, в глазах стоят слезы. Прежде чем оставить меня одну, блондинка неожиданно сердечно целует меня в лоб и набрасывает на лицо вуаль.
– Дорогая, желаю тебе не счастья, а поменьше слез. Такая у женщин судьба, Ника. Нас выбирают, а не мы, – она эмоционально накрывает рот ладонью, блеснув темно-красным лаком. – Он скоро за тобой придет.
Улыбнувшись с надеждой и болью, она уходит, словно торопится поплакать в темном уголке. Она все поняла.
В комнате, залитой светом, я сижу на брачном ложе в подвенечном платье, сжимаю букет из белых роз и гортензий, и жду, когда за мной придут. Я часто представляла день моей свадьбы: я невеста, наверное, буду счастлива…
