– Уйди отсюда!!! – Кате удаётся закрыть дверь в комнату, оставляя мать с той стороны.
Вот так жизнь у людей… Я стою в двух метрах от Кати и не знаю, как именно вести себя в подобных ситуациях. Её сын тоже продолжает растеряно стоять у серванта… Всего час назад ему дарили подарки, поздравляли с днём рождения и целовали, а сейчас… Стоит в сторонке в своей белой нарядной сорочке и с чёрной бабочкой…
Мелкий шестилетний пацан. И смотрит на такую дичь. Как два любимых им человека проклинают друг друга на весь дом.
Что творится с этим миром?
Катя стоит у двери. Поворачивается ко мне – по лицу бегут слёзы, плечи трясутся.
Никогда и никого в жизни мне не было так жалко, как её в тот момент.
– Прости за всё это, – говорит она дрожащим голосом.
Я ещё не сообразил, что ответить, как вдруг из-за стола выскакивает их старый кот и устремляется к закрытой двери.
– Ух! Ты ещё тут! – снова через слёзы выкрикивает Катя, резко открывает дверь и пытается подопнуть кота ногой в нужном направлении. – Пошёл отсюда!
– Мама!!! – вдруг взвизгивает молчавший до этого парнишка. – Ты что делаешь?!!
Бежит к двери.
– Зачем ты его так?!! – визжит он.
– Ваня, – мама приседает на корточки и пытается взять пробегающего мимо сына за плечи.
– Ваня… – говорит она со слезами на глазах.
– Ты… – тяжело дышит сынишка, – Ты…
– Ты дурра!!! – кричит он ей прямо в лицо.
И выбегает вслед за котом из комнаты.
Боже ты мой…
Мама поднимается на ноги, слёзы струятся по лицу. Она смотрит на меня и хочет что-то сказать… Но не может.
Из лёгких вырывается такой тяжёлый стон, какого я не слышал никогда. Как будто её ранили… Тяжёлый, как камень.
Я обнимаю её, прижимаю к себе. Она вся дрожит в моих руках и плачет.
И что говорить в такие моменты? Где и кто может этому научить?
– Не плачь, Катя, не плачь, – говорю ей тихо, продолжая прижимать к себе. – В жизни и не такое бывает.
– Как можно так жить? – Её голос у моего плеча похож на постанывание. – Я не знаю, что делать.
– Ничего, всё поправимо, – говорю я. – Всё поправимо.
Прижимаю её, хрупкую, трясущуюся к себе и осознаю, как во мне от бессилия в этой ситуации закипает злость. А Катя всё плачет и плачет, упершись в меня лицом… Плачет и плачет.
Минут через десять, успокоившись, она пойдёт заплаканная за заплаканным сыном, уложит его в постель и будет, склонившись над ним, гладить по голове, целовать и шептать, чтобы он простил её.
Что она его очень любит. Что его любимого кота не отела пинать. Чтобы он простил её. Чтобы он простил.
А его торчащая из-под одеяла светлая головка будет так же горячим шёпотом говорить ей: и я тебя очень люблю, мамочка. Больше всего на свете люблю. Я сейчас боженьке тихо помолился, чтобы он сделал так, чтобы ты больше не злилась и не кричала так, и всё у нас будет хорошо.
Они ещё раз, заплаканные, признаются друг другу в сильнейшей любви, целуют друг друга, и парнишка закрывает глаза. Он засыпает.
Потом у нас с Катей происходит ночь любви, и теперь уже она засыпает с улыбкой на лице, абсолютно счастливая на тот момент.
А я лежу, обнимаю её, и думаю…
Катя рассказывала, что её сын порой ведёт себя невыносимо. И что слово "дурра" в её адрес одно из самых невинных в его репертуаре.
Рассказывала, как у него часто происходят истерики, стоит ей только настоятельно его о чём-то попросить, чего он не очень хочет. Тогда в ход летит и "дурра", и прочие ругательства – даже вплоть до ударов своими кулачками по её ногам.
