Бьет – значит убивает - страница 25

На наши истошные крики выходит соседка, которая, увидев меня, ужаснулась. Она говорит Кайрату:

– Что ты делаешь? Как так можно? Неужели нельзя решить все по-человечески?

– Она разрушила семью. Развелась со мной. Забрала детей. Она меня оставила. Она проститутка, шалава. Бухает, гуляет. Посмотрите на ее лицо. Это она пьяная в баре подралась с девчонками, – безбожно врет Кайрат.

– Все равно так нельзя. Попробуйте решить это по-другому.

Я, еле удерживаясь на ноге, в истерике умоляю соседку:

– Вы же видите, в каком я состоянии. Теперь и ходить не могу – он сломал мне ногу. Не отдавайте меня ему, пожалуйста. Вызовите полицию. Сделайте что-нибудь.

Она смотрит на меня, но ничего не делает. Кайрат зловеще произносит:

– Ходить, говоришь, не можешь? Окей, я тебе сейчас помогу, – он хватает меня за капюшон спортивной куртки и тащит по лестнице вниз с третьего этажа.

У меня расквашенное полностью лицо. Практически лысая голова, а теперь еще и сломанная нога. Кайрат открывает подъездную дверь, швыряет меня на асфальт и говорит:

– Вставай!

– Я… я не могу встать.

– Вставай, вставай! Вон джип стоит, садись, поехали.

– Я не могу.

Он поднимает меня и запихивает в машину. И это все происходит на глазах наших детей. Кайрат заводит машину:

– Вот теперь мы едем домой.

Полтора месяца я лежала с гипсом и заново переосмысливала свою жизнь. У меня словно глаза открылись – я поняла, что все эти годы находилась в беспросветном состоянии жертвы. С подачи моих ближайших родственников и при моей низкой самооценке я постоянно думала: «Ну куда я пойду с тремя детьми? Кому я нужна? А он хоть и такой, но все-таки отец, муж, обеспечивает. Без него мы с голоду умрем». За эти полтора месяца в моем сознании происходят колоссальные изменения. Я в который раз не только понимаю, что не хочу больше жить такой жизнью и с этим тираном, не хочу подвергать опасности своих детей, но и ясно осознаю это. И я решаюсь на второй побег – осталось только дождаться, когда с моей ноги снимут гипс.

Когда его сняли, при помощи костыля я уже более-менее могла передвигаться, и одновременно у меня родился план побега. Кайрат как раз был на вахте. В то время с нами временно жил его отец (он развелся со свекровью), который контролировал меня, когда мужа не было. На следующий же день я сказала свекру, уходящему на работу, что выйду на свежий воздух, посижу на лавочке. На улице я сразу же забираю своих детей, играющих во дворе, и мы идем на автовокзал. Там я арендую минивэн Sharan, курсирующий по маршруту Аксай – Уральск, на котором мы добираемся до автовокзала Уральска. Это было моей главной ошибкой: бывший муж без труда вычислили меня. Но я еще об этом не подозревала.

Приехав на автовокзал Уральска, мы сразу же пересаживаемся на другую машину, которая ехала в Актобе. Там мы снимаем небольшой номер в гостинице при ж/д вокзале. На следующий день мы с детьми на поезде выезжаем в Актау к маме. Это была почти «макушка» лета.

Кайрат тем временем забил тревогу: свекор, вернувшись вечером со смены, увидел, что дома никого нет, и понял, что мы сбежали. Аксай – город маленький, и почти все друг друга знают через друзей, знакомых. Мой бывший муж обратился к водителям автовокзала и с легкостью выяснил, когда и куда выехала женщина с костылем и тремя детьми. Они тут же связались с водителями междугородних автобусов автовокзала Уральска и узнали, что далее мы отправились в Актобе. Он традиционно начал обзванивать всех моих родственников и допытываться, где я. В том числе позвонил моим брату и невестке, которые жили вместе с мамой, заверив их в том, что хочет восстановить семью, потому что любит нас. Те и признались, что я в Актау, можно сказать, сдали меня ему. Узнав от них о том, что Кайрат собирается выезжать за нами, я, испугавшись, впопыхах беру билеты на поезд в Астану. Мама поехала с нами.